псоглавцы[9]. Это совсем другое.
– Мяса не едим, кстати говоря, – заметил белый, указывая на свою тарелку, где лежал нетронутый розовый ломоть лисятины.
Моя мать тотчас же рассыпалась в извинениях, до смерти перепугавшись, что заставила их согрешить, – некоторые мои братья и сёстры посвятили себя церковному служению, и матушка была весьма осторожна в деликатных вопросах веры. Средний – явно кто- то вроде вожака стаи – посмотрел на неё своими водянистыми глазами и сказал успокаивающе:
– Нет-нет, мясо нас не оскорбляет, мы просто его избегаем. Удел просветлённых – не питаться едой, что была живой… Я себя едой не считаю, так почему же подобный жребий должен постигнуть иные существа? Впрочем, наш орден довольно строг. Мы уж точно не станем требовать от наших хозяев осведомлённости в Писании – особенно в тех случаях, когда ведём себя невежливо и не предлагаем ничего взамен. Но мы всё же с особой тщательностью соблюдаем духовный… этикет. В этих краях верований немало. Некоторые не допускают, чтобы священный гость говорил о себе или вообще говорил. Другие не позволяют произносить имена, пока трапеза не окончена. Так как мы почти доели то, что нам позволено есть, я начну. Я Варфоломей, а это мои братья. Валтасар, – сказал он, указав на синевато-белого кинокефала, – и Бадмагю[10],– на рыжего. Повернувшись ко мне, он лукаво прибавил: – Но ты можешь звать его Бад. Все его так зовут. Мы принадлежим к Ордену алого капюшона, и под капюшоном мы едины. – Тут все трое изящно сложили руки и шепотом прочитали некую молитву.
Потом Валтасар перехватил нить разговора и, шипя сквозь длинные зубы, сказал:
– Мы направляемся домой, в Аль-а-Нур, Град пресветлый, в Хризантемовую Башню. Мы послы, коим было предписано остановить великий разлад. Теперь, исполнив свой долг, можем вернуться в Башню, где появились на свет.
Наверное, тогда я казалась сущим ребёнком, сидевшим у их ног с глазами-блюдцами и открытым ртом и пробовавшим незнакомое слово на вкус, как пряный пирог:
– Ты в самом деле никогда не слышала о Городе двенадцати башен, девочка? – Варфоломей погладил свою шерсть, точно бороду, с изумлением глядя на меня. – О Престоле Папессы, Рождённой в порфире, и о Миропомазанном граде, что сияет будто летняя звезда?
– Никогда! – воскликнула я срывающимся голосом.
– Что ж, хорошо. – Он коротко рассмеялся и выпрямился с видом учителя, готового начать урок. – С позволения твоей доброй матушки, я расскажу о Грезящем городе, пребывающем среди ангельских сфер.
Сказка о Городе
Слушай, дитя, и я расскажу тебе про Аль-а-Нур, где стоят Двенадцать башен, Миропомазанный град. Основан он был тысячу лет назад, в семьсот пятьдесят третьем году Второго халифата. Башни покоятся на фундаменте из литого агата и порфира, заострённые окна высечены изящными арками. Чистые зелёные пруды выкопаны в глинистой земле, рядом высажены тамаринды и пальмы, ивы и берёзы с бледной корой. По акведукам бежит свежая вода, она же бурлит в фонтанах из серебра и стекла. Дороги устроены кругообразно, согласно доске для нашей священной игры ло-шэнь, названной в честь речной богини[11], которая оградила своими водами благословенный Град. Они вымощены лазуритом и бирюзой, коих в близлежащих горах обширные залежи – даже сегодня эта брусчатка сияет глубоким синим светом.
Рынки появлялись как грибы после дождя, заполняя тупики и цитадели ароматами шафрана и жареного мяса. Торговцы приходили, чтобы продавать кукол и ларцы, лоснящихся гнедых коней и любовные обереги, и оставались, чтобы созерцать божественность, свойственную обмену золота, в великолепных Башнях, составлявших вместе множество сердец Города.
Башни расположены согласно узору «чанъэ» – идеальной оборонительной позиции фигур ло-шэнь. На внешнем краю высится Башня Солнца-и-Луны, чья крыша увенчана огромным алмазом и топазом, слитыми в немыслимой печи. Превратившись в единый камень, они отражают небесный свет на Город, превращая его в водопад. Там же, на краю, стоит Башня Отцеубийц, яркая от крови, что сочится между её полированных камней тонким, но уверенным потоком и собирается в мерцающем багрянцем рву у подножия, и Башня Льда-и-Железа, чей витой металлический шпиль касается облаков. Во втором круге стоят Коралловая Башня – её щербатые тёмно-розовые стены покрыты анемонами, и старательные послушники постоянно их увлажняют; Башня Гермафродитов, занавешенная покровами и исписанная священными идеограммами, нанесёнными серебряными чернилами на золотые стены; Хризантемовая Башня, яркий камень, украшенный шестнадцатилепестковыми хризантемами, бросающими золотые и алые отблески в лучах полуденного солнца; и Башня Святой Сигриды, ощетинившаяся корабельными носами, штурвалами и мачтами. Во внутреннем круге стоят Башня Соловья, в чьих стенах свистит и нежно поёт, как соловей, ветер, и Башня Девяти стеблей тысячелистника, стены
