всякой жалости воздействующих на бродяг, не имеющих крыши над головой. Чумазое лицо девушки состроило крайне жалостливую рожицу, а ноги от нетерпения притоптывали на месте.
Ниже под пергаментом, прямо на свежеокрашенном столбе было нацарапано гвоздем «Герцог спятил!», а еще ниже – «Полоумный герцог – позор Таммельна!».
Дядюшка Абсалом покачал головой и с неодобрением прочитал еще несколько подобных изречений, украшавших столб. Они без обиняков указывали на то, кто именно в герцогском доме нуждался в услугах лекаря.
– Нет порядка в этом королевстве! – осуждающе произнес он. – В нашем благословенном Даленстадте не успел бы один такое нацарапать, как все остальные уже махали бы кирками в каменоломнях. А здесь власть не почитают, каменоломен нет…
И он горько завздыхал, с тоской вспоминая родные края, всегда издали кажущиеся вдвойне милее всяких иных. Затем, пошарив в кармане, достал оттуда небольшую горсточку дрянного зерна и со словами «Дух-покровитель города, не прогневайся на нас, прояви гостеприимство!» рассыпал его у столба – то был давний обычай, общий, наверное, для всех срединных королевств. Уж кто-кто, а бродяги о нем не забывали, помня, что их удача переменчива, а высшие силы – злопамятны.
– Дядюшка, ну пойдемте же к герцогу! Вы его быстренько излечите, а щедрую награду истратим на открытие новой лавки где-нибудь в столице! Давайте попробуем! – и девушка вцепилась в плащ мужчины, тараща свои большие синие глаза.
– Только через мой труп! – решительно ответил на эту пылкую речь дядюшка Абсалом и пошел прочь от шильды в сторону таммельнской городской стены.
Девушка от досады взвыла как дух, предвещающий по ночам преждевременную смерть, подхватила увесистую торбу, лежавшую в придорожной пыли, и поспешила за дядюшкой, который, надо заметить, шагал налегке. В сумке что-то стеклянно позвякивало, булькало и погромыхивало.
– Ну дядюшка! Ну миленький! – она забежала наперед своему широко шагающему родственнику и теперь пятилась, то и дело оступаясь. – Но отчего же? Неужто вам не опостылело бродяжничество по этой глухомани? Я в жизни своей не видела королевства гаже, чем эта проклятущая Лаэгрия! Одни пустоши, нищие крестьяне… И отвратительная овсяная каша каждый день – словно здесь и еды другой отродясь не видали! О, как я мечтаю о соломенном тюфяке без клопов, на котором можно сладко спать! – девушка закатила глаза, показывая, как истосковалась по чистым простыням. – С меня довольно сеновалов и чердаков! С тех пор, как мы покинули Даленстадт, положение наше становится все унизительнее с каждым днем, потому что денег удается заработать все меньше и меньше. Если мы пройдем еще немного на восток, то окажемся без единого медяка, а одеваться придется в мешковину и шкуры, точно варварам! Здешний герцог, должно быть, богат и знатен, у него отличная огромная кухня, полная кладовая и целая прорва слуг… Ну почему вы не хотите хоть на пару дней обрести покой и… и сытный обед от герцогских щедрот?!
Дядюшка Абсалом сохранял самое безразличное выражение лица. Его, казалось, не тронули ни горячая речь юной родственницы, ни жалобное выражение ее лица, ни волнующие картины сибаритского существования в стенах дома герцога Таммельнского.
– Ты непроходимая дуреха, Фейн, – наконец соизволил ответить он. – Да смилуется провидение над твоей пустой головой – ты не умрешь своей смертью. Ну как можно только подумать о том, чтобы добровольно сунуть свою голову в пасть дракону? А ведь то, что ты предлагаешь, еще хуже!
– Дядюшка, сдается мне, вы преувеличиваете, – немного сбавила напор Фейн. – Да что сделает нам этот герцог?
– Герцог, предположительно страдающий душевным недугом, – бесстрастно уточнил дядюшка Абсалом. – Да что угодно! Повесит, к примеру. Или посадит на кол, ежели имеет склонность к аффектации.
– С какой стати?
– Если ему это взбредет в голову, то он объяснять нам не станет. Повесит – и все тут. Может, ему покажется, что тем самым он снимет свою порчу или развеет осеннюю ипохондрию, – старик пожал плечами. – Много ли сумел объяснить тот аптекарь из Пьента, где влюбленные по недоразумению отравились по очереди? Помнишь ту прошлогоднюю беду? Нет? А зря, вышла весьма поучительная история, всякому аптекарю нужно бы ее выучить назубок. Хорошо, если нас в итоге просто прогонят пинком под зад из этого города! Представь, что со мной сотворят, если я его не излечу? А если вдруг у герцога невпопад случится расстройство желудка и он решит, будто я его отравил? Да мою голову наколют на пику у городских ворот, не успеет он с ночного горшка встать!..
Фейн в унынии склонила рыжую лохматую голову, признавая, что спор выиграл дядюшка. Она умела принимать доводы разума если без благодарности, то хотя бы не упрямясь. Но дядя Абсалом распалился и продолжал развивать свою мысль, уже не обращая внимания на племянницу:
– Интересно, много ли народу пришло в дом этого умалишенного герцога в надежде хорошо заработать? И еще интереснее – многие ли покинули сей дом живыми? Да я голову даю на отсечение, что в этом городе нет ни одного аптекаря: половина их на
