с поселками и перелесками, с виселицами нелегальных подъемников – они использовались для подъема угля из так называемых дырок и действительно походили на виселицы…
Он нашел здесь совсем не то, что искал, и за короткое время его взгляд на жизнь полностью изменился. Он не считал, что они проиграли из?за подлости российских властей или слива властей местных… то, что они проиграли, было закономерно и заслуженно. Они приехали защищать русский мир… и он приехал защищать русский мир – а надо было бороться совсем за другое.
В этой нищей и потерявшей надежду степи, среди остановленных шахт и нелегальных копанок, где добыча ведется как в Африке… нет, наверное, даже в Африке так добыча уже не ведется, – они не смогли зажечь тот костер, из которого разгорелось бы пламя. Они не смогли сказать то, что заставило бы задуматься даже людей на той стороне фронта – таких же нищих, бесправных, мобилизованных, обворованных. Они всего лишь скопировали их идеологию: вы боретесь за украинцев, а мы – за русских. И проиграли.
Он теперь понимал, почему в начале двадцатых так страшно проиграли белогвардейцы. Почему не осталось и следа от атаманов и их многочисленных армий, почему сгинули без следа Директория и ЗУНР. Потому что только большевики несли за своих плечах правду, настоящую, нужную людям правду, и воевать против них было грехом. Потом в эту правду перестали верить, ее опошлили и опустили, и опустились сами, начали «хапать до сэбэ» и дохапались до того, что хапать уже было нечего. Потому правда вновь становится актуальной… и ничего не делает ее такой актуальной, как голод и лишения.
Нет никакой разницы между русскими и украинцами. Весь этот край грабил, в общем?то, русский, сын президента. Именно он контролировал схемы по нелегальной добыче угля, именно он финансировал всю цепочку. И деньги он получал дважды. Первый раз – когда уголь с копанок смешивался с добытым на шахтах, а потом еще и с пустой породой, и на все на это получалась дотация из государственного бюджета. Второй раз – когда он получал и осваивал деньги на закрытие нерентабельных шахт. Объявленные нерентабельными шахты закрывались, стволы заваливались, после чего на место закрытой шахты приходили черные копальщики, вскрывали ствол и начинали работать уже нелегально – без страховок, без мер безопасности, без больничных и отпусков. Обычно все это крышевали сотрудники правоохранительных органов, и вот что удивительно – большинство из них было русскими и все были местными, никто из них не появился с Марса или Венеры. И все они нещадно эксплуатировали земляков, часто даже не платили зарплату, а если кто?то погибал – его обычно так и бросали в шахте.
И правда заключается в том, что нет разницы между русским и украинцем, а есть разница между грабителем и ограбленным, и договориться им невозможно никак. И если с обеих сторон фронта хорошо подумать головой на тему, кому принадлежит Донбасс, то можно прийти к выводу: он принадлежит тем, кто живет здесь, и никому другому. И право слово, есть более важные дела, чем оспаривать принадлежность этого куска земли. Потому что враг у обоих – общий, и он за спиной.
Он теперь понимал, почему так мало помогала Россия… точнее, правительство России почему так мало помогало и помогало только избранным. Они тоже боялись. Потому что Россия – та же Украина, только нравы мягче в силу большого количества денег. Когда денег больше – проще купить, а не убить.
Жаль, что не удастся донести эту истину… как маленький огонек, заботливо сохраняемый чашей рук.
Хотя… многие ушли. И, наверное, не забудут этих уроков политэкономии… под бомбами и пулями, в обстановке предательства и вражды.
Надо было понимать, что, когда они начали торговать углем с Украиной и производить паленую водку на заводе «Луга?Нова» – они потеряли последний шанс. Последний.
Жаль…
Тем временем к расположенной на окраине деревни фильке подъехали два внедорожника. Оба – «Тойота Ленд?Крузер», солидно по любым меркам. У айдаровцев тоже были иномарки – но это были в основном пикапы «Мицубиши», закупленные спонсорами.
Из головной машины вышел человек в хорошем камуфляже и черных очках, стрелковых. Поправил на груди автомат – короткий «калаш», сильно переделанный, с использованием компонентов Barton и бесшумный.
Стоявший неподалеку от изб и смоливший цигарку с коноплей айдаровец щелкнул предохранителем и направился к приехавшим.
– Хто такі? Проїзд забороненый! – строго сказал он.
Офицер достал карточку.
– СБУ. Поклич старшого.
Старший в это время вместе с приближенными бойцами устроил бордельеро. Из брошенного и реквизированного для нужд АТО
