type="note">[43]. Наступил цветень. Вышли в поля люди, поднимают землю целинную, сеют рожь, пшеницу, злаки разные, и старые, и новые. Тыквы посеяли, репу, горох, маис посадили. Старики, что на смерть отправлены были соплеменниками, ничего не утаили, отплатили за доброту, за ласку, с которой приняли их славы, рассказали все секреты возделывания, показали, что и как делать нужно, чтобы налились соками початки, дали зерно сладкое, сытное. Кое-что и улучшили славы: не стали вручную мотыгами да тяпками землю рыхлить. Зачем зря пот проливать, коли можно поднять борозды плугом стальным об остром лемехе с отвалом? Тянут его туры ручные, усталости не чуя. Погоняет пару быков мальчонка смуглый в рубашке белой до колен, без штанов ещё. Мал золотник, а при деле!
На ристалище воины мечами звенят, учатся. Нельзя без меча дня прожить, не позвенеть хотя бы час, пусть и каждый миг сейчас дорог, но потеряешь сноровку, навык – сложишь голову в первом же бою. Потому и когда сделаны все дела за день, скотина напоена, накормлена и обихожена да в стойла поставлена, выходят мужи в поле, звенят мечами булатными, мечут стрелы в цель да копьями бьются тупыми. Составляют тройки боевые, отрабатывают слаженность в битве. Всякий мужчина в общине – воин. Это – закон.
А среди белых торсов и медные мелькают, то гуроны, в племя принятые, обучаются незнакомому ремеслу, но нужному. И подростки так же учатся, и даже девы племени. Не даёт им покоя умение Йоллы-тугаринки, жены Храбровой, упросили её обучить их стрельбе из лука. Почему не мужчин? Так доказала супруга витязя, что не уступит никому из них ни в седле, ни в бою. А её наука больше женщинам подходит, чем мужская. У мужей всё на силу да на сноровку мужскую рассчитано, а у неё искусство боевое для жёнок приспособлено. Да и легче девам между собой уговориться, чем к мужьям идти, а ну как поднимут на смех? Скажут, прялкой лучше занимайся да печкой, не твоё это дело, долговолосая, стрелы в цель метать да саблей вострой махать.
Иннуитки в первых рядах. Они вообще заводилы. Как перед первым посевом начали песню петь, так и прижился этот обычай в племени новом. Теперь каждую весну выбирают славы самых красивых дев, и те пляску Плодородия исполняют на Первом поле, потом обходят остальные процессией. И родят поля, как ни дивятся самые недоверчивые, на диво.
Мастера корабельные своё дело исполнили. Построили не двадцать лодий, а двадцать пять, и рассекают теперь двулодники глади озёрные, учатся экипажи их манёвры исполнять, строем ходить да действовать вместе в бою. Обучаются дружины корабельные науке морского боя. Измыслили и построили ещё мастера и другие корабли, грузовые. Чем на морских лодьях руды и металл возить, можно построить корабли специально под озеро рассчитанные и чисто под груз. Вот и закачались на воде громадины дощатые, с плоскими днищами, благо мельницы доскотёрные круглые сутки доски пилят. Насыпай туда руду, горюч камень, паруса вздымай – и вперёд. Волны большой на реке да на озере нет. С морскими штормами не сравнить. Так что в самый раз плоскодонные баржи для пресных вод. И строить их куда легче. Почитай, ящик сколотил квадратный – и плыви. Лето отходишь – все труды окупятся. Можно на дрова пускать, если износ большой, а на другой год новые строить. А что велики они, так не один человек строит, почитай, вся община.
И дымят домницы новые, прямо на рудниках заложенные, плавят руду, выдают на свет крицы готовые, которые в град на баржах новых плывут, кузнецам на радость. Построили на местах добычи селения – дома длинные, в них и рудокопы из пленников живут, и мастера. Последние, правда, меняются. Семьи им взять с собой не разрешили, уж больно там климат суров. Детям тяжело переносить. Ну а рабы… А что рабы? Объявили им победители-славяне, что пять лет пройдёт – отпустят их на волю. А там пусть сами решают, кто останется при них, а кто пойдёт искать новое племя и новые земли. А коли захотят жить вольно, но на прежних местах, то пусть клятву принесут, что вреда чинить не станут и будут дань платить. Сразу велели не говорить ответа, поскольку слушать не собираются. А тем более – исполнять. Пусть сначала срок свой отработают, сколь дадено им. А коли будут лодырничать, уж не обессудьте, ещё добавим… Кормят хорошо. Одежду дают. Хоть и непривычную, но добротную. Не обижают зря. И впереди – свобода и воля. Так чего не поработать? Лишать человека надежды не любят славы. И слово своё держат. Все убедились. Посовещались между собой пленные, решили честно трудиться. А что дальше делать, время покажет. Потому и работают на совесть, без лишнего понукания. Заодно и учатся новым знаниям, перенимают потихоньку ухватки полезные у славян.
И стада растут. Почитай, на каждом дворе теперь градском корова мычит, овечки блеют, гуси да куры шумят. А чуд лесной так вообще прижился. Даже и щипаться больно перестал. Соберутся детишки разноцветные у какого-нибудь подворья, дразнят страшилку, забавно им глядеть, как у того нарост мясистый на лбу кровью наливается, как распушит тот перья да начинает своей бородой трясти, с ноги когтистой на ногу переваливаться смешно. Потом зерна кинут за обиду, уйдут. Чуд клюёт, курлычет довольно или жалуется, что не сам такой уродился, бог Маниту его создал. Так за что дразнитесь, дети человеческие?
С конями, правда, тяжело. Лошадь ведь – что человек, почти год приплод носит. Так что табун едва до двухсот голов вырос, и те стригунки пока. Их ни в плуг, ни в телегу, ни под седло – ещё рано. Гулять им два года самое малое, пока в силу войдут. Зато туры верховые прибавляются. Ходят те, кому дар дан, по стадам, приманивают дикарей, выбирают среди тех, кто уже при людях живёт,
