поднял? Да не бывать этому никогда! И не только из-за правды словенской, но и потому, что даже подобное коли случится, так считай, на своего брата родного злоумыслил, родную сестру опозорил, родителей своих из дому выгнал. Вот что такое на сородича руку поднять, войной пойти. А тут… В порядке вещей, как видно. Когда владыка одного града на другой войной идёт, чтобы получить больше власти, больше денег, рабов, челяди. И не думает даже о том, что убивает своих же земляков и родичей.
Почти неделю обходили берега земель франков. Славянские насады в море, само собой, вороги засекли. Взвились дымные сигналы длинной цепочкой, уходя в глубь вековых лесов. Храбр поинтересовался у кормщика, мол, нападать будут? Рать собирают? Тот ухмыльнулся, ничего не ответил. Но князь вопрос отрока услышал, пояснил: франки, завидев лодьи, бегут в страхе от берега дальше в леса, надеются, там их дружинники не найдут. Отрок не поверил, да пришлось. Брячислав решил сделать остановку. На песчаный берег небольшого острова с песнями вытащили насады, осмотрели – остались довольны. Швы не текут, но то и так понятно – днища внутри сухие. Грузы, покрышками сыромятными затянутые, – в целости и сохранности. Просто народ от плавания долгого подустал, развеяться надо бы. Размять косточки. Заодно и, если повезёт, оружие опробовать в деле.
Огромные росские волкодавы, в одиночку останавливающие матёрого бера[6], след в лесу, плотно подступающем к воде, взяли сразу. Опустили носы к земле и помчались молча, вои – следом. Собаки у словен умные. Почти как люди. Такой пёс и с ребёнком за няньку побудет, и защитит, если что, и охранит. Словом, бежали собаки хоть и быстро, да с умом, и воин в полной броне за ними поспеть может, не сбивая дыхание. Долго ли, коротко, стали псы как вкопанные. А тут и дымком потянуло. И ещё… смрадом непонятным. То ли человечьим дерьмом, то ли животным. Закрутили носами отроки, а собаки и вовсе улеглись на листву опалую, лапами длинные морды прикрыли. Им-то, с тонким нюхом, вообще невмоготу. Князь Гостомысл, поскольку брат его, Брячислав, с лодьями остался, двоих дружинников в розыск отрядил. Те исчезли в густой листве, а остальные вои улеглись на землю, затаились. Да так, что шалый олень из лесу вышел, ногой с острым копытцем Славу на руку чуть не ступил. Тот вовремя ладонь отодвинул. Ждёт дружина воев посланных терпеливо, мошкару и гнусь лесную от себя отгоняя. Время должное прошло, вновь посланцы у засады появились бесшумно, как приучен каждый воин сызмальства. Подошли к князю, докладывают. Тот их выслушал, взглянул на отроков, усмехнулся, знаком к себе позвал. Ребята перед ним замерли, ждут. А Гостомысл усмехается:
– Пойдёте в деревню, приведёте мне шесть коров. Свежатинки поедим.
Храбр даже не поверил услышанному: как это, пойти вчетвером и привести животину? А ну как там врагов видимо-невидимо? Князь посуровел, голос повысил: приказано – делай. Деваться некуда, старший велел. А Оладья, один из тех, что на розыск ходил, взглядом разрешения у князя испросил, совет даёт: заходите по одному с каждой стороны света. Тогда франки сбежать не смогут. И тоже улыбается. Приказ есть приказ. Делать нечего, пошли отроки. Все четверо. Проверили лишь, легко ли мечи из ножен выходят, да щиты за спины закинули, лёгкие, круглые. Самострелов не брали, старший князь Брячислав не позволил воинам брать дальнобойное оружие.
Деревня была довольно большой. Дворов на тридцать. Только домов отроки не увидели. Полукруглые крыши землянок выдавались горбами из-под земли в небольшой низине. Открылась и причина смрада – на одной из окраин высилась большая куча костей, внутренностей животных, какого-то мусора. В центре деревни суетились. Храбр не поверил своим глазам: и это – люди?! Низкорослые, кривоногие. С длинными нечёсаными спутанными патлами, свисающими ниже плеч. Одетые в рванину непонятного цвета. Ступни обмотаны обрывками шкур, а большинство и вовсе босые. Не разберёшь, где мужчина, где женщина. Только детишек и можно различить – те совсем крохотные. И – голые. Лишь у девчонок срам тряпицами прикрыт. У всех малышей животы вздутые, а ножки – тоненькие и кривые, с распухшими суставами. Таких среди славян отроду не знали! Железа не видать вовсе. Кое у кого из диких – дубины деревянные, с наростами на концах. Видно, из капа делали…
Меж людей мечется живность – крохотные комки шерсти серого цвета. Только по звонкому блеянию можно понять, что это овцы. Такие же тощие и рахитичные, как и сами обитатели деревни. А вон, кажется, то, что здесь называется коровами. Да у славян собаки больше! Невольно губы растянулись в улыбке.
Отрок поправил шелом, обнажил меч и неспешно двинулся в деревню. Его заметили. Поднялся неимоверный вой и визг. Пронзительные голоса женщин слились в один заунывный стон. Дикари засуетились, кое-кто, подхватив свои нелепые дубины и заострённые колья, бросился было на славянского юношу, в одиночку спокойно идущего навстречу врагам. Но тут новый всплеск криков заставил смельчаков остановиться. Дикари завидели и остальных троих отроков. Куда делся их первый храбрый порыв? Мгновение – и вот уже толпа нападающих подаётся назад, к середине деревни, где мечутся в панике остальные жители поселения и скот.
Храбр вошёл в кривую улочку, образованную низкими горбами крыш землянок, и вынужден был приоткрыть рот – дышать носом он не мог, настолько невыносимый смрад стоял вокруг. Чтобы поставить ногу, тоже приходилось глядеть в оба – человеческие экскременты валялись буквально повсюду. А толпа всё сжималась и сжималась, крик становился всё громче, всё пронзительнее… С
