бурным ручьём. В ужасе дети, только что беззаботно игравшие на бережке, сбились в кучу, а воины, закованные в сталь, неумолимо надвигаются, высясь над небольшого роста оленеводами, словно башни. Неуязвимые, жуткие в своей беспощадности, словно злые чучунаа[14] из сказок. Несколько мгновений, словно вечность для проигравших схватку. Взвизгивает предсмертно собака-лайка, пытавшаяся наброситься на волка, спокойно и торжественно вышагивающего рядом со Славом. Мощные челюсти легко перекусили её хребет. Удар закованной в боевую перчатку руки швыряет пытавшуюся проскочить между воинами старуху. Не рассчитал воин своих сил. Падает на камни уже мёртвое тело с нелепо изогнутой шеей. Визг. Крики ужаса.
Воины обшаривают кожаные шатры. Добивают кое-где раненых. Спокойно и деловито. Не обращая внимания на плач и стенания, несущиеся от согнанных в одну кучу уцелевших женщин и детей. Перед князем кладётся найденное: два стальных ножа, топор, колчан со стрелами и лук, пояса, украшенные бляшками, одежда.
– Всё нашли?
Ставр подходит ближе, рассматривает кучку собранного, отрицательно мотает головой:
– Нет. У Вольги кошель был. Он в нём оберег носил, женой даренный. Его нет. Может, у тех? – кивает в сторону клубящейся толпы.
Брячислав поднимается с бревна:
– Ищите.
Слав выходит вперёд вместе с Волчком. Зверь обнюхивает возвращённое, вопросительно смотрит на старшего брата. Тот кивает, и оба исчезают в мятущейся ужасом кучке потерявших всякий людской облик чужаков. Князь не успевает досчитать до десяти, как юноша выталкивает оттуда старика. У того – жиденькая бородёнка, гноящиеся глаза, изрезанное морщинами плоское лицо, искажённое настоящим ужасом. Взмах меча распарывает вонючие шкуры, укрывающие грязное тщедушное тельце. Брезгливо Слав ковыряется в мехах, вытаскивает полотняный, шитый узорами кошель, и Ставр обрадованно восклицает:
– Он!
Князь бросает:
– По славянской правде вору руки рубят.
Огонь искать не надо. Похоже, чужаки готовились пировать в честь добытого добра, так что углей предостаточно. Ставр мгновение примеривается, сталь взблёскивает на ярком весеннем солнышке… Дикий вопль отзывается эхом в толпе. Обе кисти, с искривлёнными ревматизмом суставами, падают на гальку. Последним движением умирающих мышц пальцы скрючиваются, а двое воинов, ухватив ещё не сообразившего, что произошло, старика, с силой суют обрубки в огонь. Тот бьётся, ревёт раненым туром, потом лишается чувств.
Князь снова говорит:
– По правде нашей, за убийство родича карает род убивца смертью. Око за око, зуб за зуб. Дружина – наш род. Пали други наши, наши родовичи. Отомстим за смерть. Не щадить никого.
Жестоко, но справедливо. Воины обнажают мечи, надвигаются на толпу. Там понимают, что пришла смерть. Вознёсшийся вой, казалось, заставляет дрогнуть небеса, и князь кивает:
– Мужчин, если есть…
Находят ещё двоих, затесавшихся в самую гущу. Расправа коротка: вначале им рубят руки, потом ноги и, в последнюю очередь, голову. Всех раздевают донага. Женщин, что помоложе и посмазливей, привязывают к вбитым в землю колышкам, и к ним выстраивается очередь желающих. Остальных… Вскоре вниз по ручью уплывают мёртвые тела. Пощады нет. Хоть и противно, но Брячислав понимает, что если славяне хотят здесь остаться, то надо сразу показать, что любая попытка навредить его людям будет караться быстро и без всякой пощады. Так что эта резня – просто вынужденная необходимость. Хвала богам, что грудных детей нет. Видно, нелегко племени пришлось зимой. Не выжили. Или запрет у них на это…
– Княже…
Воины кидают перед ним худенькую девушку. Почти девочку. Та пытается прикрыться руками, но… Брячислав отворачивается, и тут ему на глаза попадает Слав со своим волком.
– Эй, отрок!
Юноша вскакивает, подбегает к князю, и Брячислав толкает девчонку к юноше:
– Забирай.
Слав недоумённо смотрит то на подарок, то на князя:
– А что мне с ней делать, княже?
