дочиста. Дно выскребли. Потом воин её снова на меха свалил, одёжу начал снимать. Девка бьётся, кусаться пытается… Содрал с неё шубу, понёву, рубаху нижнюю раздёрнул, с плеч стащил, стал полотно разматывать. Тут только сообразила тугаринка, что не о том подумала, затихла. А Храбр рану при свете белом осмотрел. Ночью-то жирником подсвечивал. Оглядел всё тщательно. Вздохнул облегчённо. Повезло девице неслыханно. Не задел меч жилу жизни, что по всему телу идёт, в разных местах проходит. Чудом не вскрыл. На ноготь младенческий не достал. Каждый знает: пока цела эта жила, от любой раны оправиться можно. А что заражено место, побитое мечом, – то не лихо. Бабкиными снадобьями да порошками он тугаринку быстро поставит на ноги.
Улыбнулся довольно, а девка и замерла зачарованно, лишь руками грудь прикрыла обнажённую. Знать, стыдно. Ну да ничего… Снова плесень сушёную достал с порошком дубовым. Черви своё дело делают. Уже черноту почти всю съели. Теперь за гной принялись. Да и прибавилось их. Знать, множатся. Ну, вывести их после очистки раны – дело нехитрое. Знакомое. Посыпал больное место, порушенное лезвием, снадобьями. Потом снова тело забинтовал, рубаху поправил, понёву с шубой надел. Развёл в воде отвар один из котомки. Дал кружку в руки, знаками показал, мол, пей. Зашипела злючка опять на него, но… выпила послушно. Бросила наземь пустую кружку, за что схлопотала подзатыльник. Не больно, но обидно. Кулак с её голову к носу поднёс, волосы на второй накрутил, аж вскрикнула от боли.
– Ясно?! Не балуй!
– Храбр! Храбр! Князь велит на лодьи всходить! – Отроки за стенкой палатки кричат.
– Слышу.
Оглядел палатку, в которой два месяца прожил. Забросил на спину котомку бабкину со снадобьями да свою с немногими пожитками. Оружие уже на лодью погружено. Только обратный путь теперь не со всеми в трюме, а в клети, на корме устроенной, крохотной. Зато только на них двоих… Ухватил деву рукой, на ноги поставил:
– Пора.
Повёл за собой. Та пошла. Хотя и упиралась. Лодью увидела, задрожала. Кочевники испокон веков воды боятся, ясное дело… Вздохнул, вновь на руки подхватил, да так и внёс по трапу, словно жених новобрачную в свой новый дом.
Протрубил рог, ударили вёсла. Сорок лодий великих в путь вышли. А вернутся ли домой корабли али нет – один Святовид знает.
Глава 15
Факелов было море. Но освещали они лишь гладкие головы, на которых было по длинной пряди волос, да обнажённые, покрытые узорами тёмные тела. Рядом возник дозорный, спустившийся с вышки по гладкому шесту, торопливо выдохнул:
– Волки спасли, княже! Чужинцы хотели тайно подкрасться, через ограду перелезть да в ножи нас взять. Только звери их почуяли. Рык подняли и, видно, прихватили кого-то. Мы свет бросили, а там… Увидели, что мы не спим, и назад. Потом факелы зажгли…
Брячислав слушал, а рядом уже выстраивались дружинники, облачённые в полные доспехи. Неужели опять? Что в бою падут, князь не боялся. Придут наши – отомстят. Люто. Тут другое – трудов жалко. Едва ли не до слёз. Дома, только выстроенные, поля, потом людским обильно удобренные, обещающие невиданный урожай. Детей будущих, ещё неродившихся. Чудинки-жёнки все на сносях ходят… Но ежели оружие у находников такое, что в том захоронении нашли, то славяне отобьются. Будут раненые, убитые, но град отстоят. Эх, миром бы дело решить…
Но чужаки пока не атаковали. Чего-то ждали. В груди Брячислава затеплилась крохотная надежда, впрочем погасшая с первыми лучами солнышка – с полуденной стороны к месту, где располагался град, к врагам спешило подкрепление – десятки лодок, в которых сидели вооружённые копьями и луками полуголые враги. Теперь можно было рассмотреть противника лучше. Коричневые тела, изукрашенные узорами, нанесёнными то ли синей глиной, то ли ещё чем. Короткие фартуки, прикрывающие срам. Копья с широкими наконечниками. У всех луки. Но простые. Явно уступающие по силе и дальности стрельбы боевому составному оружию славянской дружины. Как уже стало привычно, железа у противника не увидели. Кость, камень… Ни на что не надеясь, князь отдал распоряжение:
– Дым бросьте.
– Дым?!
– Мне повторить?!
Добрыня с Ольгом бросились с тына вниз, мгновенно раздули огонь, швырнули на него охапку сырой травы, плеснули из кувшинчика. Взвился пламень, выбросив густой чёрный дым. Юноши схватили турью шкуру, накрыли огонь. Снова скинули покрышку… Облака чёрного густого дыма одно за другим вздымались к небу. Древний, как сама славянская земля, знак войны. Тревоги. Просьбы о помощи. Враг наступает на родные очаги, грозится порушить дома, сжечь поля. Людей рода славянского
