– Так опять же – из жадности! Лодьи-то вернуть надо будет!
– Может, и так, брат. Но сдаётся мне, что мы лишь верхушку репы видим. А плод куда глубже скрыт.
Взглянули все на жреца после этих слов, а тот руками развёл:
– Не вхож я в верхушки храмовы. Не обессудьте. Не могу ничего вам сказать.
Ну, раз Путята такое молвил, то чего зря пытать? Честен жрец. Ни разу слова лжи-ябеды не промолвил. Значит, так оно и есть. Тут другое: почему же боги от детей своих честных отвернулись? То ли потому, что храм их попросил, то ли потому, что рассудили по-своему, также к выгоде своей: сколько славян здесь, на новом месте? Жалкие пять с половиной тысяч едва наберётся, да ещё часть из них иноплеменники. А там – многие сотни тысяч веруют. Уйдут жрецы к проклятому, станут ему моления людские отдавать да жертвы – не выжить богам. Не хватит пищи им людской на всех. Вот и порешили использовать малое зло, чтобы великому не случиться… Может, так. А может, и нет. Однако ко всему готовыми быть нужно. С другой стороны, коли не станут боги вмешиваться, может, оно и к лучшему? Пусть не вредят, а там, как сказано древними, на бога надейся, да сам не плошай. А уж ухваткой да пылкостью души никому со славянами не сравниться!
Порешили после войны жертву принести Перуну, испросить слова честного. На том ужинать сели – не заметили, как за делами да всем прочим день светлый пролетел…
Народ, похоже, за ночь успокоился, обсудил всё между собой. Во всяком случае, поутру новые приезжие собрались на поле, ждут распоряжений. И то верно – ночлег им выделили, все под крышами спали. Отдохнули с дороги за два дня. Да отъелись, хоть и мало времени прошло, но зато так, как иные с рождения не питались. Вышли князья, разделили всех по спискам составленным. Кого – в поле. Кого – в лес. Кого – в кузню. А кого – в помощь Брендану, махины хитроумные делать. Кому молотом махать, кому стройку продолжать. Мастера умелые приехали. Вестимо, храм бесполезных да бесталанных держать не станет у себя. Быстро избавится. Так что лишнее тому подтверждение догадки Гостомысловой. Нашлись и мастера, с кузнечным делом знакомые, и литейщики, и рудознатцы, и краснодеревщики, и даже оружейники. Среди жёнок травницы выискались, кои знают растения полезные и вредоносные, и лекарки, и повитухи знатные. Как раз вовремя. И даже такие, кои особыми талантами обладают, вроде как у Слава Говоруна. Выискались два отрока и девица, с таким же даром. Отрядили их в помощь словенину. Тот первым делом их к себе на двор отвёл, с супругой своей познакомил, за стол усадил, накормил, напоил. Потом пояснил, что требуется от них. После еды сытной и вкусной привёл в загон, где тур его стоял. Познакомил, так сказать. Бык сразу к новеньким потянулся. Выдыхал шумно, тёрся большой головой о тела юные. Просил ласки. А детишки и рады чуду такому. Чешут его за ушами нежно, отгоняют мух-слепней приставучих, вычёсывают громадным скребком остатки шерсти старой. Рады друг другу и люди, и зверь.
К Брендану десятерых отослали. Все – кузнецы из лучших, даже тонких дел мастера. Привёл их ирландец в мастерскую свою: кузню не кузню, двор не двор. Ознакомил с задумками своими. Без утайки показал чертежи, показал первую махину, ещё деревянную. Пояснил, что железная на рудниках уже в работе. Показал и образцы каменьев, собранных в путешествиях. Глянули на камешки мастера, зачесали затылки. Попросили послать за одним знакомцем. Согласился ирландец, отослал одного из отроков, ремеслу у него обучающихся. Явился дед с бородой до пояса, с виду старый, но держится бодро, глаза ясные. Глянул он на каменья, и затрясло того деда. Буквально. От жадности. Никогда рудознатец ничего подобного не видел вместе. Ткнул в камень лёгкий, чёрный, с искристым изломом: горюч камень то! Его вместо древесного угля использовать можно. И печи топить в домах, и в домницу кидать. И в горн кузнеческий. Жару даёт он больше, чем самый лучший древесный уголь, а уж времени сколько сэкономит – так не описать словами! И другие руды полезные тоже в собрании этом имеются. Так что земля эта – кладовая неоткрытая с сокровищами огромными. Показали деду злато, иннуитами привезённое. Глянул, сказал уверенно: речное то злато. Из наносов. Знать, где-то есть река, на которой оно водится. А следовательно, и найти её можно. Но стоит ли? Коли добывают его чудинцы, так пусть и трудятся. Наверняка там и холодно, и голодно. Зачем силы и средства тратить, коли есть те, кто сам на это идёт? Спросил, почём выменивают это злато. Посмеялся: за нож стальной полпуда песку золотого взять – сделка выгодная. Потом поинтересовался, где какие каменья найдены, а там и прочие в разговор ввязались, осмелели, глядя на то, как по-равному общается старший новоявленный с мастером. Обступили чертежи ирландские, начали судить-рядить, предлагать улучшения да новое измышлять.
Корабельных дел мастеров на пристань привели. Показали оба двулодника. Подивились умельцы на невиданные корабли, призадумались. Почесали буйны головы. Поговорили с теми, кто на этих лодьях хитроумных под парусом и под вёслами ходил, всё-всё повыспрашивали. Потом Гостомысл их спросил, возьмутся ли умельцы построить такие корабли и сколь времени у них займёт это? Ибо нужно Славгороду к лету следующему не менее двадцати подобных лодей. Сказал – вздрогнули мастера от услышанного. Опять задумались. Потом попросили времени посовещаться. До обеда. Ну а чтобы лучше думалось им, князь повелел им по мастерским пройтись Славгорода. По кузнечным дворам, на мельницу заглянуть, которую туры колесом в движение приводят и которая брёвна на доски растирает. На сушильни зайти, где те доски на малом огне да солнечном жаре сушат. Словом, посмотреть, на что те
