относительно последнего можно было не особенно волноваться – всем известно, что власть он считает обузой, которая к тому же очень дорого обходится. Вероятно, ярл поддержал бы товарища. И вы – хоть так! – получили бы то, что хотели. Или я не прав, госпожа?
Женщина не ответила. Она, дрожа, затравленно смотрела на гончую снизу вверх. Харальд выпрямился:
– Погоди, Мак-Лайон! С властью понятно, но ты говорил о ненависти? Хоть убей, не пойму – за что Тире меня ненавидеть? Я ей в жизни худого слова не сказал!
– Слова не имеют значения, в отличие от дел. Тот поход, в котором погиб сын ярла Гуннара, случился полгода назад. Как раз тогда, когда твоей жене подошел срок рожать. Ты сорвался домой – к ней. Остальные вернулись позже, но, увы, не все. Безутешная мать быстро нашла виноватого.
– Да ведь я тогда почти всю дружину оставил, с десятком одним ушел!
– Если кто-то хочет найти черную кошку в темной комнате, то обязательно найдет. Даже если ее там нет. – Ивар пожал плечами. – Сплетня, пущенная о тебе по городу, была местью матери, потерявшей сына. А все, что случилось потом, – отчаянной попыткой вернуть надежду на лучшую жизнь. Кстати говоря, тебя пытались подставить дважды: сначала обвинив в убийстве жены, а прошлой ночью – подсыпав твоего сонного порошка в рыбу Рагнара. В малых дозах средство не опасно, но у тебя же пропала целая торба?
Харальд тяжело опустился на лавку:
– Сумасшедшая…
– Она или ты? – глухо рявкнул Гуннар. – Приди в себя! И убери отсюда этого пса, покуда я сам за него не взялся! Гляньте-ка, нашел злодейку!..
Наследник конунга не ответил. Тира, поймав на себе задумчивый взгляд сидящего рядом Ингольфа, прижалась к мужу. А Сигурд Пустоглазый чуть склонил голову и посмотрел в лицо бурому от негодования Гуннару:
– Нашел, верно. Так разве не для этого его конунг здесь оставил?
– Чья бы корова мычала! – огрызнулся ярл. – Кто из нас трон во снах видит, все знают!.. Уселся он здесь, победу празднует! Конечно! Не твоих небось под топор безвинно суют!
– Ну почему же – безвинно? – чуть приподнял брови Арундейл. – Кажется, лорд Мак-Лайон все разъяснил крайне доходчиво.
– Да брешет он! Брешет! А то и вовсе тобой же, гнида, купленный!
– Ну, это вряд ли. Больше, чем король Шотландии, я все равно не смог бы заплатить…
Харальд нахмурился. И, очевидно решив что-то для себя, поднял руку:
– Тихо, оба. У себя в домах лаяться будете. Купленный, не купленный… Нанятый. Да не конунгом, а тобой, Ингольф, ведь так? Ну, значит, тебе и решать. Говори!
Рыжий все так же задумчиво кивнул. И, чуть помедлив, поднялся. Семейство второго ярла затаило дыхание.
– Что говорить, – пожал плечами Ингольф. – Тут уж до меня много сказано. Да так, что не придерешься – одно к одному все, как бусины на нитке… И ладно, и складно, да мало, лорд! Кто, кроме тебя, это все подтвердить может? Жена моя, дочь и скальд мертвы. Они в убийцу пальцем не ткнут. А больше никто ничего не видел. Я слов на веру не беру, да ты и сам сказал – они ничего не значат. Такое обвинение доказывать надо. И чем-то потяжелей болтовни.
Ивар улыбнулся краем губ:
– Согласен. Что ж, без весомых доказательств я бы сюда не пришел. Жила! Выводите!
– Всех? – отозвался откуда-то из-за людских спин деловитый голос дружинника. – Или главного?
– Всех.
Народ заоборачивался. Сыновья конунга вытянули шеи. Занавесь, ведущая на половину домашних слуг, приподнялась. «Это еще кто?» – с недоумением подумал Харальд, глядя на шестерку мрачных мужчин со связанными руками, которых подталкивали в спину дружинники брата. Потом разглядел лицо седьмого, шедшего последним, и издал какое-то сдавленное шипение.
– А он что тут делает?! – вырвалось у Рагнара.
Его жена недобро сощурилась. Лорд Мак-Лайон, дождавшись, пока плененную семерку не подведут к нему, мигнул Жиле и, приняв у дружинника из рук какую-то торбу, шагнул к столу.
– Вы хотели доказательств и свидетелей, – сказал он, глядя на Ингольфа Рыжего. – Пожалуйста. Вот вам и то и другое. Эти наемники – похитители моей жены. Нанятые женой вашего друга. И получившие от нее в награду вот это.
Он перевернул торбу, и на столешницу с тяжелым звоном полетели монеты вперемешку с золотыми и серебряными гривнами[37]. Гуннар моргнул.
