– С возвращением! Надо полагать, победил сильнейший?
– Нет. – Олаф, двумя пальцами сграбастав очередной кувшин, потянулся за своей чашей. – Ингольф меня на четыре бочонка обошел, морда рыжая…
Советник короля Шотландии довольно сощурился. А в ответ на вопросительный взгляд Длиннобородого пояснил:
– Я на ярла Ингольфа два золотых поставил. Жила!.. Эй, Жила! Ты глухим-то не прикидывайся! Проиграл – плати давай.
– Утром расплатимся, – буркнул с противоположного конца стола дружинник. – Небось разгулялись только-только… А вот конунг свое возьмет – так еще поглядим, кто кому монет в мошну отсыплет!
Олаф уязвленно крякнул. Плеснул себе браги, отхлебнул и надменно приподнял брови:
– Сам-то что сиднем сидишь, Мак-Лайон? Забавами нашими брезгуешь али только других судить горазд? Иль осрамиться боишься, а?
– Не без этого. Я свой потолок знаю, и до вас мне, увы, далеко. Так же как и до ваших славных ярлов. – Ивар улыбнулся. Потом бросил взгляд на супругу, которую просто распирало от какой-то новости, и добавил как бы между прочим: – Только разве один я сиднем сижу? Ваши сыновья, кажется, вполне со мной солидарны.
Он шевельнул плечом в сторону высокого стола. Конунг без интереса скользнул глазами по зевающему Харальду, словно вместо него там сидел какой-нибудь безымянный дружинник, и остановил взгляд на Эйнаре. Тот как раз присосался к очередному ковшу. Длиннобородый поджал губы. И повысил голос, обращаясь к младшему сыну:
– Кончай хлобыстать! Не последний раз за столом сидишь, встань, разомни кости. Сейчас еще с пяток бочонков прикатят, мореных, как раз по тебе будет… Гуннар! Открывай сундук, тащи Эйнарову секиру!
Сэконунг поднял мутный взгляд от ковша и промычал что-то невнятное. Язык его слушался плохо, но Нэрис все равно залилась краской – куда конкретно жених послал дорогого батюшку, она не расслышала, но догадалась. Олаф насупил брови и отставил кубок в сторону:
– Вставай, слюнтяй! До чертей допился, нюни распустил!.. Отцу перечить? Семью позором крыть? Да над тобою гости уж в голос смеются! Вставай, сказал! Немедля!
– Н-не буду, – набычился Эйнар. И демонстративно потянул к себе чью-то не допитую чашу.
Олаф побагровел. Шагнул к непокорному отпрыску, перегнулся через стол и, сграбастав Эйнара за грудки, прошипел:
– Вставай! Или хочешь, чтоб пинками под зад погнали? Дак это я быстро… Нажрался он, глянь-ка, и слова ему не скажи! Вставай, свинья! Конунг тебе приказывает!
Харальд, подавив судорожный зевок, махнул рукой:
– Да брось, отец. Он сейчас слов не слышит.
– Мое – придется! – уперся рогом Олаф. И нещадно встряхнул сына. – Подымай зад от лавки, пьянь! Ну, кому сказано?!
В мутных глазах сэконунга зажглась злоба. Он выпустил чашу и, стиснув пальцами запястья отца, коротким движением боднул его головой прямо в лицо. Удар был настолько силен, что не ожидавший такого поворота Длиннобородый с воплем отшатнулся назад.
«Но это ненадолго, – отметил Ивар, видя, как непочтительный сын лезет на лавку с ногами – вероятно намереваясь перемахнуть через стол и всыпать родителю по первое число. – И мордобоя, похоже, все-таки не избежать… Одна радость, что не Ингольфу этот буян под горячую руку попался. Эйнар ему не сын, чтоб с ним миндальничать».
– Ивар, – испуганно зашептала Нэрис, прижимаясь к мужу. – Они же сейчас подерутся!
– Вполне возможно. И я между ними уж точно не полезу.
– Но…
Развить мысль леди не дали – Харальд, наконец осознавший серьезность намерений молодожена, кое-как сбросил сонное оцепенение и рывком поднялся с лавки. Покачнулся, взмахнул рукой, чтобы сохранить равновесие, а потом, в два шага оказавшись возле младшего брата, сдернул его со стола.
– Остынь, – велел он. – Не зли конунга.
Эйнар затрепыхался, силясь высвободиться:
– Пусти! Пусти, слышишь?! Не твое это дело…
Харальд промолчал, но захвата не ослабил. Длиннобородый, утирая с лица кровь, снова навис над столом. «Зол как черт», – подумала Нэрис, краем глаза заметив появившихся из-за полога в углу невесток конунга. Новобрачная следом за старшей женщиной подошла к столу, взглянула на невменяемого от злости супруга, костерящего последними словами отца с братом, – и застыла на месте. Прекрасные синие глаза вновь наполнились слезами.
