Едва не заплакал он при этом печальном известии, ибо погорелец Пак на болотах приходился ему сверстником и другом детства. И далее спрашивал свекор у немотствующей снохи:
– Но успели хоть какие-нибудь вещички вытащить из огня?
Тут дюжая сноха живо сбросила с себя то, что на ней еще оставалось, – все до последней тряпки, затем набросилась на свекра и силою разоблачила его донага. После чего крепко притянула к себе – и вместе с ним запрокинулась на землю.
– Все ясно, бедный он человек! – воскликнул свекор, лежа на снохе. – Все пропало у людей! До нитки сгорело! Голыми остались! Нечего надеть на себя, нечем укрыться! И вообще – распоследнее это дело! Коли такая беда на человека навалится – у него и танг-танг, поди, на бабу не встанет!
После таких горестных речей свекор поднялся с немотствующей невестки, они оделись, не глядя друг на друга, и потихоньку разошлись в разные стороны.
Женился с помощью орла
Некто Со, безотцовщина, достиг возраста и стал беспрерывно думать о женитьбе. Покоя ему не стало от этого, тем более что своего хозяйства у него не имелось и он был на побегушках в доме янбаня Цая, а у того как раз оказалась дочь на выданье, о которой денно и нощно мечтал юный батрачок Со.
Вот однажды на улице, перед домом хозяина, собралась ватага молодых богато разодетых бездельников, а батрак Со трудился вблизи, за плетеной оградой, и слышал их разговор. Говорили о хозяйской дочери, мол, хороша она и умница, но что-то излишне сторонится людей и, слыхать, с утра до вечера молится богам да буддам. Может быть, хочет сбрить волосы и идти в монахини, предположил один, а другой подхватил и продолжил: если это так, то надо скорее засылать сватов, не дать девчонке стать лысой монахиней, да и богатое приданое, причитающееся за нею, не уступить бы в пользу какого-нибудь монастыря.
Юный Со так и взвился, так и выскочил, словно чертик, на дорогу, перемахнув через ивовый плетень, и оказался пред богатыми сынками.
– Ничего подобного!- доложился он.- Никаких таких монастырей! Она единственная наследница у своего отца, других детей у него нету – какой тут может быть разговор про монастырь! А бьет поклоны богам и буддам ее отец, она же просто находится рядом, как любящая и почтительная дочь…
– Слушай, а тебе-то какое дело? Кто ты такой и откуда взялся?- удивились богатые сынки, разглядев пропотевшую насквозь ветхую одежду на батрачонке
Со. – Иди-ка отсюда и больше не появляйся!
И юные бездельники принялись дубасить беднягу Со, он еле вырвался от них и бежал, снова перепрыгнув через хозяйский забор.
В слезах он вернулся домой. Не стал ни есть, ни пить, а приступил к матери с такими словами:
– Идите сватать за меня хозяйскую дочь.
– Ты что, в своем ли уме?- поразилась мать.- Они же янбани, а мы кто? Да меня же палками забьют, как только явлюсь со своим сватовством…
– В таком случае, вот, наточу сейчас большой нож,- заявил сын.
– Это зачем же? – испугалась мать.
– Затем, что разрежу вам живот и залезу туда обратно. Не надо было меня рожать, если нет мне счастья в жизни.
Делать нечего, пошла бедная крестьянская вдова к янбаню, чтобы сватать его дочь за своего сына. Но, как и следовало ожидать, ее лишь отхлестали по щекам и с позором выгнали со двора. Вернулась она домой в слезах, все рассказала сыну, затем удалилась в свою дальнюю комнату.
Сын выбежал из дома и направился куда глаза глядят. Оказался вскоре в горах, среди высоких неприступных скал. Селение, где проживали добрые корейцы, о которых здесь речь, располагалось в отдаленной горной долине Сораксана.
Захотелось юному Со вовсе оставить родной край, где ему ничего не светило, и отправиться на чужбину в поисках лучшей доли. Но тут он заметил, что над его головою кружит горный орел, и этот орел как будто хочет ему что-то внушить.
Стал Со следить за парящей птицей и вскоре увидел, как та опустилась на вершину высокой скалы. Видимо, там находилось гнездо орлиное. Тут юношу осенило. И он полез на скалу, где гнездилась хищная птица.
А глухой ночью, в час волка, когда все в деревне спали, над подворьем янбаня
Цая загремел голос, идущий прямо с неба, и этот голос грозно взывал:
– Цай такой-то! Эй, Цай такой-то! Проснись, поднимайся, иди сюда!
Домочадцы янбаня услышали голос и разбудили хозяина. Тот оделся и, дрожа от страха, направился в ту сторону сада, где росли большие кедры и откуда слышался грозный глас, повторявший его имя.
– Цай такой-то! Цай такой-то!
– Е-е!- ответил янбань, подойдя к черным деревьям.
– Я, Небесный Владыка, повелеваю тебе! Немедленно отдай свою дочь за батрака
Со, который у тебя в услужении! Их брак предрешен на небесах, понятно тебе?
– Е-е-е! – низко поклонился в ответ янбань.
– Свадьбу сыграть завтра же! А я непременно проверю, как выполнишь ты мое повеление!- гремел голос.
– Е-е-е! Непременно выполню, как же,- обещался испуганный янбань.
– А теперь я улетаю обратно на небо! Тебе разрешено поднять голову и проводить меня взглядом!- напоследок прозвучало сверху.
И янбань Цай, осмелившийся поднять глаза, увидел, как над черными вершинами громадных деревьев взвился красный огонек и, разбрызгивая светящиеся искры, унесся прочь в небеса.
Утром объявили о свадьбе, которая состоялась на следующий же день… И это была богатая свадьба, хотя у жениха ни гроша не было за душою. Но зато у невесты, за ее отцом, оказалось достаточно всякого добра, и земли, и скота, и еды, и денег, и драгоценностей в шкатулках. Всем этим богатством не преминул воспользоваться зять Цая, когда последний умер в преклонных годах.
Только тогда бывший батрак Со признался перед женою и соседями, каким образом он, безотцовщина и голь перекатная, имевший изо всех земных богатств лишь молодой твердый танг-танг в штанах, сумел жениться на самой богатой и красивой невесте, о которой мечтало столько богатых бездельников, пощупывая ночами, в холостяцких постелях, свои не менее внушительные и твердые, чем у юного батрака Со, жизнерадостные дубинки.
А поведал новый хозяин поместья людям о том, как он когда-то в молодости забрался на скалу, где находилось гнездо орла, поймал там почти взрослого птенца, засунул его под рубаху и притащил домой. Затем привязал к его лапе длинный трут, орленка посадил в корзину, прихватил с собою огниво да отпиленную с двух концов, сверху и снизу, большую грушевидной формы вычищенную тыкву-багади. Все это он поднял на веревке к самой вершине высоченного кедра, куда предварительно взобрался в наступившей темноте ночи.
И вот, дождавшись полной тишины часа волка, парень приставил ко рту пустую тыкву, как рупор, и прокричал то, что хотел… Потом высек кресалом искры, зажег трут, привязанный к ноге птицы, раздул огонек как следует – и выпустил молодого орла.
Тот уже умел летать, но сам, очевидно, еще не подозревал об этом, потому и накануне сидел как истукан в родительском гнезде, пялил грозные глаза на подходившего к нему человека и даже не подумал броситься со скалы и полететь… Это он сделал ночью, подброшенный руками юноши Со, – широко раскинул крылья, ударил ими по воздуху, принялся месить ветер и затем стал возноситься в темноте – все выше и выше, все быстрее и яростнее размахивал крыльями, – с испугом кося глаз на красный искрящийся кончик трута, который тянулся за ним следом и не отставал, сколь ни старался орел шире взмахивать крыльями и круче месить ими встречный ветер.
Собачонка Оори
В старину отец Пака и Шек Ын учились в одной школе, а это все равно что стать родными братьями.
Вышло так, что Пак рано осиротел, остался без отца-матери и всей родни – умерли они в одночасье от черной болезни. Пришлось сироте побираться по чужим дворам. Об этом узнал Шек Ын и взял мальчика
