Какая же там стояла жара. Два газовых рожка, по одному на стене, горели, тихо шипя. Мальчик жары будто не чувствовал. Профессор Маклеод истекал по?том.
По легенде, мальчик в белых одеждах – на вид лет семнадцати, не больше восемнадцати – был самым красивым мужчиной на земле. Нетрудно поверить.
Мистер Элис подошел к нему и стал осматривать – будто фермер теленка на рынке выбирает: заглянул в рот, попробовал на вкус, заглянул в глаза и в уши; взял за руки и осмотрел пальцы и ногти, деловито приподнял белый подол и проинспектировал необрезанный член, а затем повернул парня кругом и глянул, в каком состоянии у того зад.
И все это время глаза и улыбка Сокровища сияли бело и радостно.
Наконец мистер Элис притянул юношу к себе и поцеловал в губы, медленно и нежно. Отодвинулся, облизнулся, кивнул. Повернулся к Маклеоду:
– Скажи ей, мы его забираем.
Профессор Маклеод защелкал и запыхтел что-то матери-настоятельнице, и лицо карги пошло морщинами коричного счастья. Потом она протянула руки.
– Она хочет, чтобы ей заплатили, – перевел Маклеод.
Я медленно запустил руки во внутренние карманы макинтоша и вытащил сперва один черный бархатный мешочек, потом второй. И оба протянул карге. В каждом мешочке хранилось по пятьдесят безупречных бриллиантов категории D и Е, совершенной огранки, каждый – больше пяти карат. Большинство их скупили за бесценок в России в середине девяностых. Сотня бриллиантов, сорок миллионов долларов. Старуха вытряхнула несколько штук на ладонь, потыкала в них пальцем. Потом ссыпала в мешочек и кивнула.
Когда бархатные мешочки исчезли в складках ее робы, старуха прошла к лестнице и во все горло закричала на своем непонятном языке.
И по всему дому поднялся вопль, будто разом взвыл целый клан баньши. Под завывания мы спускались по лестницам, под завывания шли по этому мрачному лабиринту, и юноша в белых одеждах возглавлял процессию. Честное слово, у меня волосы на затылке вставали дыбом от этого воя, а от амбре пряностей и влажной гнили тянуло блевать. Ненавижу иностранцев, просто ненавижу.
У порога женщины завернули юношу в пару одеял, чтоб он простуду не подхватил, хотя солнце палило – июль же. Мы запихнули парня в машину.
Я проехался с ними до подземки, а там вышел.
Следующий день, который пришелся на среду, я разбирался с бардаком в Москве. Ковбои, куда ни плюнь, чтоб их разорвало. Я молился, чтоб разобраться, не выезжая на место лично: от их кормежки у меня запор.
С возрастом я езжу все меньше и меньше – мне, если уж на то пошло, вообще ездить не нравится. Но я еще могу примениться в деле, если припрет. Мистер Элис сказал, что боится, как бы Максвелла не пришлось убрать с доски. Я сказал, что займусь сам и больше не желаю об этом слышать. Максвелл – это ж бешеный огурец. Мелкая рыбешка с большим ртом и гнилым характером.
Самый приятный всплеск, какой мне доводилось слышать.
К вечеру я был натянут, как пара вигвамов, так что позвонил одному мужику, и мне на квартиру в Барбикане привезли Дженни. Ну, тут мне полегчало. Хорошая она девчонка, эта Дженни, не шлюшечная. За словами следит и дело знает.
Я был очень нежен с ней в ту ночь, а потом сунул ей банкноту в двадцать фунтов.
– Да это ни к чему, – сказала она. – Все улажено.
– Купи себе что-нибудь шальное. Это шальные деньги. – Я взъерошил ей волосы, а она улыбнулась, как школьница.
В четверг позвонил секретарь мистера Элиса – мол, все удовлетворительно, я должен заплатить профессору Маклеоду.
Мы поселили профессора в «Савое». Кого ни возьми, все доехали бы подземкой до Черинг-Кросс или набережной Виктории и прошли до «Савоя» по Стрэнду. Не по мне. Я доехал до вокзала Ватерлоо и прогулялся на север через мост Ватерлоо. На пару минут дольше, но вид – закачаешься.
Когда я был мальчишкой, один пацан в дортуаре сиротского дома рассказывал, что если задержать дыхание и дотянуть до середины моста над Темзой, там можно загадать желание и оно обязательно сбудется. Мне желать нечего, так что это у меня такое упражнение для дыхалки.
Из телефонной будки у опоры моста Ватерлоо (ГРУДАСТУЮ ШКОЛЬНИЦУ НУЖНО НАКАЗАТЬ. СВЯЖИ МЕНЯ – ПРИВЯЖИ МЕНЯ. НОВАЯ БЛОНДИНКА В ГОРОДЕ, РЕБЯТНЯ) я позвонил в номер Маклеода. Велел ему спускаться, встречу на мосту.
Его клетчатый костюм кричал еще громче, если такое возможно, чем во вторник. Он отдал мне темно-желтый конверт, набитый
