пытался задирать, пока я не попросила его угомониться. После этого он стал игнорировать и Дамиана, и меня. Это обижало, но я простила Эмила. Он был горяч и импульсивен. С прохладной вежливостью с моим мужем общался господин Даэль, но и он едва не вспылил, когда, забывшись, обратился ко мне «душа моя».
— Вы не смеете так обращаться к моей жене! — напустился на него Дамиан.
— Мальчик, — в голосе боцмана прорезались обидные покровительственные нотки, подчеркивающие их разницу в возрасте и отношение к королевскому лейтенанту, — за те пять месяцев, что мадам Литин искала тебя в нашей компании, она стала мне как дочь. Ты пока ничем не заслужил моего уважения, чтобы я прислушивался к тебе.
— Ваш тон недопустим, — упрямо повторил мой супруг.
— Мой тон обусловлен моими годами, званием на флоте и титулом по рождению, — насмешливо ответил Даэль. — Ты — сын лавочника, я — граф. — После этого провел рукой по волосам и склонил голову. — Надеюсь, вы будете более терпимы, господин Литин, к некоторым мелочам, вошедшим в наш привычный уклад. И чтобы избавить вас от излишних подозрений, я могу заверить вас: мадам Литин — наш товарищ, друг и, если позволительно так назвать женщину, брат. Именно так и не иначе мы воспринимаем ее. Никто из нас не покушался и не собирается покушаться на честь вашей супруги. Мы нашли в ее лице отзывчивого человека, способного на самопожертвование и заботу о тех, кто нуждается в помощи. И если вы будете менее щепетильны и более внимательны, то заметите, что мадам Литин угнетает сложившееся положение.
Эрмин общался достаточно почтительно, но и его задевало настороженное, а порой и враждебное отношение Дамиана. В общем-то, виной всему этому был не только Дамиан, но и сами пираты. Они никак не могли отделаться от неприязни, появившейся еще по дороге в Хаддису. Да и высокомерие моего мужа не могло не оттолкнуть. И если еще никто не вспылил, то лишь из доброго отношения ко мне.
Дамиан же все пытался убедить меня в том, что сможет искупить свою вину. Но я уже когда-то слышала все это, и веры моему супругу не было. И однажды, когда господин Литин в который раз убеждал меня в нашем будущем счастье, я не сдержалась.
— Молчи, — попросила я. — Не оскорбляй мой слух ложными клятвами. Ты уже их давал.
— Бабочка…
— Ангелок, — отчеканила я.
— Что? — опешил Дамиан.
— Бабочки давно уже нет. Есть Ангел.
Он привлек меня к себе и не позволил освободиться, когда я попыталась это сделать.
— Мы вернемся домой, Ада, и все встанет на свои места. Ты забудешь о своих приключениях, о пиратах и всем том, что тебе пришлось пережить. Ангелок уйдет в прошлое, а бабочка останется. Мы сразу отправимся в Льено, на флот я уже не вернусь. И вдали от всего этого мы вернем потерянное счастье, а я обещаю, что ты не пожалеешь, что простила меня. Я честен с тобой, я всегда был честен с тобой, Ада.
— Я хочу развестись, — ответила я.
— Нет.
Больше мы об этом не разговаривали. А однажды Дамиан проснулся от звона оружия. Воспользовавшись тем, что встала раньше, я попросила Кузнечика пофехтовать со мной. Мне было ужасно скучно без моих привычных занятий. Мы увлеклись, и в ход пошли скабрезные шутки и брань. И сыпались они даже больше от зрителей. Кок и боцман жарко обсуждали нашу маленькую схватку.
— Кузнечик, сейчас Ангелок тебе хозяйство-то укоротит, — гоготал Самель.
— Тебе мое хозяйство покоя не дает, да, Мясник? — весело отвечал матрос. — Завидуешь?
— Может, сравним? — ядовито предложил Самель, и рассмеялись все, включая меня.
Дамиан нахмурился. Открыл было рот, чтобы высказать замечание, но снова закрыл его и о чем-то задумался. После этого просто присоединился к зрителям.
— Хороша? — подмигнул ему немного оттаявший великан. — Ангелок еще не то может. Видал бы ты, как она с кинжалом обращается. Я научил.
— Дротиками метко бьет, — гордо отозвался Кузнечик.
— И стреляет почти без промаха, — подхватил боцман.
— В зад Ога было трудно промахнуться, — захохотал подошедший Мельник.
— А полгода назад она красиво вышивала и читала много книг, — усмехнулся Дамиан, пристально следя за мной.
— Она и сейчас вышивает, кинжалом — как иглой, — снова хохотнул Самель.
