И меня подхватили на руки, потому что я вдруг встала как вкопанная и замотала головой.
— Ну уж нет, — сказал Дамиан. — С нашей свадьбы ты не сбежишь, трусишка.
Я со свадьбы бежать и не собиралась, я всего лишь хотела предотвратить скорое будущее… Но мой будущий супруг в мои страхи вникать не собирался и резво взбежал по ступеням, шагнул в открытую створу храма и опустил меня на пол. Если бы святой отец, ждавший нас у алтаря, не смотрел в нашу сторону, я бы, может, еще решилась на бегство, но перед священником стало стыдно, и пришлось, дрожа всем телом, начать движение к алтарю.
Дамиан перестал шутить и улыбаться. Он кивнул двум мужчинам, сидевшим у стены на скамье, и те направились нам навстречу. Они пристроились за нами, как только мы остановились, как положено свидетелям жениха и невесты перед Всевышним. Священник открыто нам улыбнулся, раскрыл Святую Книгу, и полились молитвы.
Я почти ничего не слышала, мое сознание находилось где-то далеко. И когда пришло время приносить клятву, Дамиану пришлось меня тормошить.
— Я клянусь, — дрожащим голосом начала я повторять слова, подсказываемые святым отцом, — быть верной и послушной женой. Почитать супруга своего, блюсти его честь, не оскорбляя ни словом, ни помыслом, ни намерением, ни делом. Да услышит меня Всевышний и примет клятву мою, ибо даю ее с открытой душой и чистыми помыслами.
Клятву Дамиана я бесстыдно прослушала, она звучала перед моей. Священник связал наши руки, обмотав по очереди запястья, зачитал наставление и разрезал ленту, закрепив ее узлом у каждого на руке. Отныне мы были связаны. Затем святой отец позволил нам надеть друг другу кольца, которые подал один из приглашенных мужчин. Должно быть, господин предприимчивый лейтенант договорился с ними, когда оставил меня одну в гостинице. Второй развязал ленты и спрятал в маленькую шкатулочку. А целовал меня Дамиан, уже не дожидаясь никаких позволений.
— Ну, здравствуйте, мадам Литин, — прошептал он, как только оторвался от моих губ. — Моя супруга и будущая мать моих детей.
Тут же вернулся прежний страх, и я пролепетала:
— Может, не надо?
— У нас говорят: «Морского черта бояться — в море не ходить», — рассмеялся мой муж, принял из рук священника бумагу, где было записано, когда и где состоялось венчание, а также имя священника и свидетелей. Один из мужчин отдал шкатулочку с лентами, и Дамиан тепло поблагодарил всех.
Как покидали храм и возвращались в гостиницу, я помню плохо потому, что была напряжена до крайности, нервничала и отвечала на вопросы супруга резко и не всегда вежливо. Дамиан с улыбкой принимал мою панику. Уже в номере, когда я стянула с головы вуаль и решила сказаться больной и уставшей, господин лейтенант с пониманием и сочувствием кивнул. Он повернул меня к себе спиной и начал расстегивать пуговки на платье.
— Зачем? — взвизгнула я.
— Милая, я просто помогаю тебе разоблачиться. Самой тебе это не расстегнуть, — ответил он, и мне стало стыдно.
Действительно, к чему эти нервы, Дамиан всего лишь расстегивает пуговички. В конце концов, он мой муж, и в этом нет ничего дурного. Платье поползло с моих плеч, я испуганно охнула и перехватила его, но Дамиан накрыл мои ладони своими, сжал их, и платье упало на пол. Я осталась в короткой сорочке, чулках и панталончиках, ленточки которых так легкомысленно виднелись в боковых разрезах сорочки.
— Д-дамиан, — заикаясь пролепетала я. — Я раздета.
— Я ничего не вижу, я ведь стою сзади, — заверил он меня. — Просто стою.
Он отпустил мои руки и начал осторожно распутывать прическу, вытаскивая из волос шпильки. Локоны развалились, и волосы тяжелой волной упали на спину. Я вновь вздрогнула и попыталась отойти, но Дамиан снова обнял меня за плечи и прижал спиной к своей груди. И когда я немного успокоилась от того, что ничего больше не происходит, он вдруг развернул меня к себе лицом, и завладел моими губами, и целовал до тех пор, пока моя голова не начала кружиться. После поднял на руки и отпустил, лишь когда дошел до кровати и уложил на нее.
— Ты прекрасна, — хрипло прошептал он, нависая надо мной.
— Дамиан, но ты же увидишь меня голой! — сдавленным шепотом сказала я.
— Я закрою глаза, честно-честно, — пообещал мой супруг. — И даже подглядывать не буду.
— Но я тебя увижу голым!
— А ты тоже закрой глаза и не подглядывай, — предложил он.
— А можно? — в моем голосе прозвучала надежда, будто приговоренному на смерть пообещали помилование.
