Бахвальство скрывало романтическую жилку в глубине его души; была ли она у Бонда?
Она сказала Бонду правду. Бернард умер два года назад от сердечного приступа прямо за обеденным столом, когда подавали первое. В момент смерти он горячо возмущался положением дел на факультете.
Он был намного старше ее Они познакомились почти сразу после того, как она выписалась из института Туборрхена, где провела большую часть юности, лечась от травмы, вызванной гибелью матери, и сопутствующих неврозов, но это обсуждать с Бондом она уж точно не собиралась. Лив тогда была тщедушным комнатным созданием, не нашедшим своего места в мире, и нуждалась в опеке, а Бернард слыл крупным авторитетом в своей области. И находил ее милой.
Она любила его, хотя и отстранено, и до сих пор помнила все, что ее в нем раздражало.
Отходила положенное время в трауре, но после уже тосковала по нему нечасто.
Лив никогда не лгала себе по поводу своих чувств и гордилась этим, считая профессиональным достоинством.
Однажды вечером, когда они проезжали под кронами кедров, Бонд озвучил эти чувства. Он смотрел на дорогу перед собой, а потом заговорил, умудряясь казаться одновременно грубым и стеснительным.
— В этом вашем госпитале вы не найдете себе мужа, доктор.
— Я сейчас и не ищу нового мужа, мистер Бонд.
— Никто из нас не может ждать вечно.
Это слегка задело ее.
— Мир огромен, мистер Бонд. Иногда кажется, что у нас впереди вечность.
Он надолго замолчал.
— Да. Бывает.
Остаток вечера они проговорили об истории и политике.
— Вот и Конант! — объявил Бонд.
Они спустились по крутому склону холма, отбрасывая длинные тени из-за палившего за спиной солнца. На излучине реки раскинулся небольшой городок. Его белые стены сверкали как россыпь бриллиантов. Природа вокруг окрасилась в яркие, буйные цвета: деревья были медными, река — тускло-золотой, небо — ярко-фиолетовым.
— Так себе городишко, но здесь вы со своим большим другом сможете взять лошадь и найти кого-нибудь, кто знает дорогу до Глорианы.
— Думаю, я и сама знаю дорогу. — Она прикрыла глаза от солнца и посмотрела на юг.
— Что ж, хорошо.
Луга раскинулись на многие мили вокруг. Лив никогда ничего подобного не видела, но никаких сомнений быть не могло. Черные шпили, дым. Глориана — самая восточная станция Линии.
— Берегите себя, доктор. Есть вещи куда странней и ужаснее, чем холмовики.
8. СЕТЬ
На следующее утро началась отнюдь не маленькая тайная вылазка из Кингстона в глубь вражеской территории, как ожидал Лаури. Экспедиционные силы проводника Бэнкса насчитывали четыреста двадцать человек плюс соответствующее количество армейских грузовиков и штабных машин; семь винтолетов — как с вращающимися крыльями, так и легковооруженных разведывательных птицелетов; восемь броненосцев; два грузовика с оборудованием для беспроводного телеграфа (второй — на случай непредвиденной ситуации); один грузовик с пятью стационарными орудиями; один грузовик с минометами, ракетами, шумовыми устройствами, газом; три грузовика с топливом и провизиеи; еще шесть — с брезентом, цементом, проволокой и другими материалами для обустройства передового лагеря, не говоря уже об авангарде бульдозеров и экскаваторов, расчищавших не предназначенную для Линии узкую дорогу от оползней и камнепадов. Окутанная пылью и шумом, экспедиция вгрызалась в холмы как цепная пила. Шум успокаивал Лаури. Когда он смотрел не на линию горизонта, а вниз, ему представлялось, что он еще дома.
До отбытия он встретился с интендантом Бэнксом лишь однажды, когда экспедиция собралась на просторной бетонированной площадке сразу за линией укреплений Кингстона. Лаури приблизился к окну служебной машины Бэнкса и терпеливо дожидался, пока стекло не опустилось и его собственное отражение не сменилось физиономией Бэнкса. Бэнкс оказался примерно того же сложения, что и Лаури, с таким же невыразительнобледным лицом в очках. Разве что усталость и нервное напряжение — отличительная черта
