Это меня вполне устраивало. Мы оставались там почти неделю, разбив стоянку у черной реки. Лошадям хватало травы, а для нас Пайпер с Зои добывали пищу, охотясь. Правда, в основном мы питались сероватым, жирным мясом ящериц.
Когда они не охотились, то разрабатывали планы. Сидя бок о бок у самой кромки воды, они вели длинные, подробные разговоры об Острове, о создании нового прибежища, о восстановлении Ополчения. Они рисовали в пыли карты и производили какие-то вычисления: подпольные дома, союзники, оружие, корабли. Я оставалась от всего этого в стороне. На меня навалилась тяжелая тоска. Я была вялой, как забитая пеплом река, на которую смотрела целыми днями. Зои и Пайпер знали, что лучше меня не беспокоить. Оба казались настолько самодостаточными и при этом так дополняли друг друга, словно они – единое целое. И это заставляло меня еще острее чувствовать свое одиночество, даже холодными ночами, когда спали для тепла все вместе.
Я рассказала им, что случилось, упустив лишь рассказ Исповедницы о поступках Кипа в прошлом. Я едва ли могла подумать об этом, не говоря уж о том, чтобы высказать вслух. После того, что Кип сделал в башне, Зои и Пайпер больше не отзывались о нем пренебрежительно. Мне претила сама мысль передать слова Исповедницы и очернить его память в их глазах. Более того, если бы я рассказала, то это стало бы реальным и мне бы тоже пришлось думать о нем с осуждением. Я уже потеряла его в башне. Я не могла позволить откровениям Исповедницы отнять его у меня дважды. Прошлое Кипа – точно острый риф. И я знала, что не смогу это преодолеть, по крайней мере, сейчас. Поэтому я не стала повторять слова Исповедницы, отгоняя их даже от себя.
Пока Пайпер и Зои обсуждали планы, я думала об Острове, о том, что там происходило. Я вспомнила слова Алисы, сказанные перед смертью: даже если Остров всего лишь мечта, то и этого, быть может, достаточно. Я думала о двух кораблях, что все еще плавали на западе, исследуя океан в поисках Далеких Земель. Я думала о том, как пообещала Льюису помочь тем, кто все еще находился в резервуарах. Я вспоминала снова и снова то, что сказал Зак в башне: «Есть дело, которое мне надо закончить».
Но больше всего я думала о том, что сказал Кип на Острове и затем в лодке: о моей слабости, что на самом деле является силой. О том, что я вижу мир по-другому, не считая Альф и Омег противоборствующими сторонами. Я думала о том, как дорого пришлось заплатить ему за мои убеждения, и есть ли вообще в этом мире хоть что-нибудь, что стоило бы этого. И могла ли я по-прежнему видеть мир таким после всего, что сотворили Зак и Исповедница. Кип – единственный, кто начал понимать, как я отношусь к своему близнецу. Но его разбитое тело на полу башни изменило всё.
Рана от ножа на моей шее не заживала. К концу недели она воспалилась, и я чувствовала в ней собственный пульс, каждый удар сердца отдавался в покрасневшей плоти. Пайпер уехал на час и вернулся с темным болотным мхом, который затем разжевал, превратив в пасту. Присев передо мной на колени, он приложил пахучее месиво к кровоточащим краям раны, которые никак не хотели срастаться.
Зои смотрела на него сквозь дымку костра.
– Можешь не стараться, – сказала она ему. – Это не поможет, пока она сама не перестанет в ней ковыряться.
Я не знала, что она заметила, но это было правдой. Когда думала, что на меня не смотрят, я, не прекращая, трогала рану. Мои пальцы скребли подсыхающие края, пробуждая боль в раненой плоти. Это было последнее прикосновение Исповедницы, и я не хотела, чтобы оно исчезло.
Пайпер притянул мою правую руку к себе и повернул вверх. Она выглядела грязной – мы все давно не мылись, но два ногтя, которыми я царапала рану, предательски покрывала корочка подсохшей крови. Я думала, что Пайпер закричит на меня, но он лишь тяжело вздохнул.
– Мы не можем позволить себе заработать инфекцию. Не здесь, не сейчас.
Он не высказал вслух, но я знала, что на самом деле подразумевали его слова: не теперь, когда все те люди погибли, чтобы я осталась жива. Как будто я и так не думала об этом постоянно. Не только Кип, но и все погибшие островитяне не шли у меня из головы. Их смерть легла на меня тяжким бременем, и пока течет кровь в моих жилах, мне этого не забыть. Я едва двигалась с тех пор, как мы прибыли к реке.
Он взял влажную ткань, которой обтирал мне шею, и начисто вытер мои руки.
– Скажи ей, – сказала Зои, стоя за его спиной.
Он кивнул, не оборачиваясь, но заговорил не сразу.
– Мы уезжаем.
Я не ответила. Последние дни даже собственные слова казались мне неимоверно тяжелыми. Несколько раз, когда я заговаривала, почти ожидала, что слова камнем падут к ногам в серую пыль.
– Если мы собираемся остановить Зака, нам нужно двигаться уже сейчас. Разрушение машин в башне – это огромный шаг. Они попытаются их восстановить, но со слов Исповедницы можно понять, что ключом ко всему была она. И она являлась центральной фигурой большинства их деяний. Она же привела солдат на Остров. Так что, избавившись от нее, ты нанесла Совету самый
