Она не двигалась. Я слышала, как возчик, бранясь, возился с упряжью. Затем поднялся и отступил на шаг. Когда мимо него проходил патруль, он вытянулся и отдал воинское приветствие.
Телега тронулась. Но патруль едва миновал нас и еще не скрылся из виду. Я не осознавала, что задерживала дыхание, пока не услышала, как с дрожью выдохнул Кип. Патруль отошел вправо от нас шагов на пятнадцать, телега же ехала влево, удаляясь с каждым мгновением. Кип повернулся ко мне, вскинув брови. Я не сказала ни слова, просто кивнула. Перебегая дорогу, мы низко пригнулись, затем припустили со всех ног, пытаясь догнать телегу. Она двигалась полным ходом, рывками, но быстро. Как только мы отбежали подальше от укрытия, нас могли заметить в любой момент. И при этом, казалось, мы ничуть не приблизились к телеге. Я боялась, что этот патруль развернется или вскоре покажется другой. Или часовые у ворот заметят суету. Между тем, мы никак не могли догнать телегу. Я оглянулась, чтобы проверить, увидел ли нас патруль и есть ли возможность, в случае неудачи, отступить и вернуться в укрытие, и неожиданно споткнулась и упала, сильно ударившись о землю ладонью и коленом. Я уже приготовилась услышать крики, что нас обнаружили, но Кип схватил меня за руку и помог подняться.
– У нас не будет другого шанса, – зашипел он и, не выпуская моей руки, снова помчался за телегой.
Криков часовых мы так и не услышали. Не знаю, замедлила ли ход телега, подъезжая к воротам, или поддержка Кипа дала мне толчок, но вместе мы стали постепенно нагонять ее. Я даже различала пятна пота, что расползлись от подмышек возчика и почти слились в середине сутулой спины, и грубое плетение рогожи, покрывавшей дно телеги. Последний рывок – и мы запрыгнули на телегу, сразу укрывшись рогожей. Сучки и щепки разлетелись в разные стороны с негромким стуком. Я вновь испугалась, что нас разоблачат. К счастью, сама телега ехала с изрядным шумом: скрип колес, цокот копыт, ерзанье и понукание возчика. Через рогожу я смутно видела, как мелькали огни – мы проезжали мимо зажженных факелов, с наступлением темноты солдаты водрузили их на столбы вдоль стены.
Телега определенно замедлила ход и затем повернула к воротам. Прижавшись лицом к деревянному днищу повозки, я желала, чтобы тело стало полностью неподвижным. Я слышала дыхание Кипа, и каждый собственный вздох звучал невыносимо громко. К немыслимому облегчению, телега не остановилась у ворот, возчик лишь обменялся приветствием с часовыми.
– Разойдитесь, пока я и сам не стал уродом, – крикнул возчик часовым.
Кто-то засмеялся. Затем стук колес изменился – мы съехали с булыжной мостовой Нью-Хобарта на разбитую грязную дорогу, ведущую в лес. Я и не представляла, что ехать будет так больно. Телега подпрыгивала на каждой колдобине, меня нещадно трясло и порой подбрасывало так, что я сильно ударялась о днище. Я сплошь засадила занозами сбитые ладони и колени. Однако больше всего я боялась, что на одном из ухабов слетит рогожа и нас увидит возчик или часовые, оставшиеся позади, у ворот. Мне хотелось убрать несколько маленьких веточек, что вонзались в тело, но я не осмеливалась.
Мы ехали медленно, но минут через пять отдаленный звон топоров стал стремительно нарастать, оглашая лес. Дорога теперь казалась еще более ухабистой, и меня то и дело подбрасывало. Выглянув через рогожу, я увидела, что темнота совсем сгустилась. Голоса, как и удары топоров, слышались громче и отчетливее. Впереди ночную тьму рассеивали многочисленные огни факелов. Кип тоже наблюдал из-под рогожи, и когда я дотянулась до него, он дважды сильно сжал мои пальцы. На третье пожатие мы вместе встали на колени и соскочили с заднего конца телеги, тяжело упав наземь. Хоть прыгать пришлось невысоко, но узкая лесная дорога оказалась вся в рытвинах, и мы едва удержались на корточках. На мгновение мы замерли, но телега не остановилась, и возчик ничего не заметил. Его силуэт выделялся на фоне яркого света огней, навстречу которому медленно двигалась телега.
На миг эта сцена показалась знакомой. Но затем поняла, что она всего лишь пробудила воспоминания о взрыве, который я видела неоднократно. Огонь, рев, падающие деревья. Хотя это было несравнимо меньшей, замедленной версией взрыва. Вместо моря пламени здесь горело множество факелов. Топоры, которыми орудовали сотни солдат, неустанно опускались и поднимались в огненном свете, напоминая страшный механизм.
Мы наблюдали лишь секунду, а затем нырнули с дороги в густые заросли, пробираясь почти ползком. Кип нес сумку, которую я выронила, когда мы прыгали с телеги. Теперь мы бежали слегка пригнувшись, очень быстро, однако среди грохота падающих деревьев, криков и неровной мелодии ударов топоров даже не переживали, что нас могут услышать.
Вела я, но пока думала лишь об одном: уйти как можно дальше от солдат, звуков и огней. Мы бежали минут десять, когда шум, наконец, стал стихать и огни скрылись из виду. Я замедлила шаг, стараясь почувствовать, где мы находимся. Бежать мы больше не могли, так как лес стал гуще и кругом стояла непроглядная тьма. Адский свет факелов остался далеко позади. Мы стояли молча, пытаясь расслышать сквозь сбившееся дыхание звук погони. Наконец Кип прошептал:
– Ничего?
Я кивнула, затем вспомнила, что он вряд ли видит в такой темноте.
– Ничего. Я не чувствую погони.
