и нелюди.
Лан увидел хрупкую фигурку, окруженную светом, будто коконом.
Ее тоже нельзя было назвать человеком, хотя внешне она ничем не отличалась ни от благопристойных кремлевских молодок, ни от чумазых девок, живущих в поселке под высокими стенами Арены. Хорошенькая мордашка скрывалась под толстым слоем пудры, румян и сурьмы. На крепких мускулистых руках – наручи с шипами, на ногах, обтянутых тонкой тканью тренировочных брюк – поножи, укрепленные хитином жука-медведя. В кулаках – по стилету: крестообразные рукояти, длинные и тонкие, вроде больших шил, клинки. В глазах – зеленое пламя, похожее на радиоактивное свечение, только ярче.
Мара.
Когда они расставались на затянутой вонючим дымом от горящего «Маунтина» Воздвиженке, Мара выглядела иначе. Она едва держалась на ногах от усталости, ее скромная одежда была черна от копоти и пестрела прожженными прорехами. Стены Кремля были близко – один рывок, и Мара оказалась бы в безопасности среди друзей и родичей Лана. Но она выбрала иной путь, пошла туда, куда ее звал долг и желание восстановить справедливость. С тех пор не проходило ни дня, чтобы Лан не укорил себя за то, что не пошел с ней. Но у него – тоже долг, его жизнь – это служение Кремлю, и в тот день Лан был как никогда нужен своей общине. В тот день он выбрал свою сторону, и это был верный выбор, но голос сомнений не утихал, и уколы совести оставались такими же болезненными.
Мара приближалась мягким шагом. Зомби, глухо ворча, расступились, получив мысленный приказ не заслонять раненного гладиатора. Лан почувствовал телепатическое прикосновение Мары, и оно оказалось отнюдь не дружественным. Невидимые тиски сдавили ему голову, не позволяя пошевелиться. Лан оцепенел, а Мара тем временем шла все быстрее и быстрее, нацелив острия стилетов на его горло.
«Вот мы и встретились, – услышал Лан внутри черепной коробки чужой голос. – Ты бросил меня! Я осталась одна против всего мира! Предатель!»
И тогда Лан решил, что перед ним – ненастоящая Мара, ведь настоящую было бы непросто снова заковать в цепи и заставить драться на потеху пьяной толпе. Очевидно, Зона Смерти породила морок, наделив его телепатическими способностями девушки- бойца.
Тем не менее, она была уже близко. На ее бесстрастном, словно отлитом из гипса, лице не читалось ни единого сомнения, и глаза вблизи оказались, как стекляшки: ни жизни в них, ни души. Мара замахнулась…
Усилием воли Лан заставил себя проснуться и рывком сел. Сердце громыхало, словно у фенакодуса после хорошей скачки. Бледный предрассветный свет проникал в казарму через пару узких, похожих на бойницы, окон. Слышалось сопение и похрапывание: дружинники дрыхли. До побудки оставалось не меньше часа, самое время для крепкого сна и ярких грез. Но куда ему теперь спать? Лана с головой захлестнуло тягучее и назойливое, словно непогашенная изжога, ощущение надвигающейся беды. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтоб остудить голову. Хорош дружинник, если он подвержен паническим атакам. Так не мудрено снова очутиться в пахарях, и во второй раз уже никто не подарит ему возможность выбраться из подземных теплиц Кремля.
Он откинул тонкое солдатское одеяло, сноровисто намотал портянки, сунул ступни в разношенные сапоги. Светозар, спавший на соседней кровати, открыл глаза, хмуро поглядел на младшего брата, затем повернулся на другой бок и снова засопел. Светозара понять было не мудрено: ведь день, а порой и ночь дружинника – это дозоры, тренировки, учебные тревоги. Поэтому, если есть возможность – то надо спать. Или хотя бы не мешать восстанавливать силы остальным.
Лан, стараясь ступать бесшумно, выбрался из казармы. Воздух снаружи пах дождем, а дождь – ржавым железом и гарью. Двести лет прошло с Последней Войны, а небо до конца так и не очистилось, но сейчас хотя бы можно увидеть днем солнце, а при дедах, говорят, вообще были сплошные сумерки, холод, голод и повальный мор.
Брусчатка двора блестела. Мелкие капли – не то туман, не то морось – вихрились на порывистом ветру. Лан вспомнил, что завывания шквала он слышал даже во сне. Это был не первый кошмар про Арену, и, что печальнее, это был не первый кошмар, в котором он встречал Мару. И чем дальше, тем чаще и кровавее становились ночные видения. Наверняка, имелась какая-то причина, заставляющая его видеть такие сны. Какая точно – неизвестно, но вряд ли хорошая. Мара – мутант, мощный телепат, хотя этот дар выжигает ее изнутри. У Лана тоже есть способность к воздействию на мысли живых существ, но умение развито слабо, и его хватает только чтоб усмирять животных. Тем не менее он связан с Марой, а Мара – с ним. Эти невидимые узы возникли, когда они вместе сражались на Арене против головорезов и чудищ. И узы не разорвались, несмотря на разделяющее его и Мару расстояние: десятки километров городских руин, заросших хищными растениями, заселенных мутантами, трупоедами, мародерами, биороботами и Полями Смерти. И сейчас внутренний голос говорил Лану, что Мара нуждается в его помощи… а он даже не знает, в какую сторону идти, чтобы ее догнать. К тому же, никто не отпускал и не отпустит его за стену: в Кремле каждый дружинник на счету.
