Город Перестановок

– Это и был Ньютон. Теория тяготения и законы движения масс были частью модели, которую они танцевали; ламбертиане просто не смогли бы выразить форму орбит, не объяснив её причину.

Мария почувствовала, как волоски на затылке становятся дыбом.

– Если это Ньютон… что было прежде?

– Ничего. Это первая успешная астрономическая модель, кульминация примерно десяти лет проб и ошибок разных групп по всей планете.

– Но ведь что-то должно было быть. Первобытные мифы. Блин на черепахе. Бог солнца в колеснице.

Земански рассмеялась.

– Конечно, ни блинов, ни колесниц у них нет, примитивные космологии тоже не существовали. Их язык зародился из вещей, которые они легко могли наблюдать и моделировать, – экологических связей, популяционной динамики. Пока космология оставалась им недоступна, они даже не пытались к ней подступиться, она просто не была темой для обсуждения.

– Никаких мифов о сотворении?

– Нет. Для ламбертиан вера в какой-то «миф» – в любое туманное, не поддающееся проверке псевдообъяснение, была бы сродни… галлюцинациям, миражам, голосам ниоткуда. Это полностью лишило бы их способности функционировать.

Мария прочистила горло.

– Хотела бы я тогда знать, как они отреагируют на нас.

– Прямо сейчас творцы мира – необсуждаемая тема, – пояснил Дарэм. – Ламбертиане не испытывают необходимости в подобной гипотезе. Они понимают, что такое эволюция: изменчивость, естественный отбор; даже постулировали существование неких макромолекулярных генов. Но происхождение жизни остаётся открытым вопросом, слишком трудным, чтобы с ним справиться, и, вероятно, пройдёт не один век, прежде чем они поймут, что их изначальный предок был посеян «вручную». Если вообще найдутся свидетельства, позволяющие это показать, – логические причины, по которым A. hydrophila не могла бы возникнуть в некой воображаемой добиологической предыстории.

Впрочем, до этого не дойдёт: полагаю, побившись несколько десятков лет головой о проблему первичного облака, они догадаются, что происходит. Любая идея, для которой пришло время, распространяется по планете за считаные месяцы, какой бы экзотичной она ни была: эти создания не традиционалисты. А когда теория, что их мир был создан, возникнет в надлежащем научном контексте, она уже не сведёт их с ума. Алиса лишь имела в виду, что примитивные предрассудки, в которые веровали первые люди, для ламбертиан с самого начала были бы бессмысленны.

– Так, значит… – Мария задумалась, – мы подождём, пока «создатели мира» перестанут быть необсуждаемой темой, а потом заявимся и объявим, что это мы и есть?

– Абсолютно верно, – подтвердил Дарэм. – У нас есть позволение установить контакт, «когда ламбертиане независимо постулируют наше существование», не раньше. – Он рассмеялся и добавил с явным удовлетворением: – Чего нам удалось добиться, запросив куда большего.

Мария по-прежнему ощущала беспокойство, но ей не хотелось задерживать работы до тех пор, пока она получше не разберётся в тонкостях ламбертианской культуры.

– Ладно, – согласилась она. – Толчком послужила космология, но сейчас они ищут глубинные объяснения для своей химии. Есть какие-то успехи?

Репетто вернул на экран карту планеты Ламберт, на которой значки, обозначавшие местонахождение групп теоретиков, сменились столбчатыми диаграммками в тех же местах.

– Это события танцев, поддерживавших разные субатомные модели, к которым приходили исследователи за последние пять лет. Несколько теорий кое-что обещают и немного совершенствуются с каждым дополнением; у других групп результаты явно хаотичные. Пока никому не удалось создать ничего такого, что получилось бы достаточно широко распространить: эти танцы слишком короткоживущие, чтобы исследователи их запоминали.

У Марии снова поползли мурашки по коже. «Ложные сообщения умирают по дороге». Во всей этой эффективности, в безжалостной погоне за истиной было нечто леденящее. Или, может, всё дело в уязвлённой гордости: способность трактовать некоторые из самых тяжко доставшихся человечеству интеллектуальных достижений как нечто само собой разумеющееся – не самая привлекательная черта в иной цивилизации.

– Итак… – подытожила она, – ни одна команда пока не приблизилась к грани истины?

Репетто покачал головой.

– Пока нет. Но правила «Автоверсума» – простейшее объяснение тридцати двух атомов почти по любым критериям.