– У меня есть друг, у которого куча бабок. Почти двести тысяч марок. Ему нужно, чтобы кто-то…
Томас отшатнулся, потом ударил её по лицу. Ему казалось, что его предали, ранили, посмеялись над ним. Анна принялась колотить его по груди и лицу; некоторое время Томас просто стоял и терпел, потом схватил её за оба запястья. Анна перевела дыхание.
– Пусти меня.
– Извини.
– Тогда отпусти.
Томас не отпустил. Вместо этого он сказал:
– Я тебе не прачечная для отмывания денежек твоих
Анна жалостливо уставилась на него.
– Ой, да что я такого сделала? Задела твои моральные принципы? Я только спросила. Мог бы принести пользу. Забудь. Мне надо было знать, что это для тебя будет чересчур.
Томас подался лицом к её лицу.
– Где ты окажешься через десять лет? В тюрьме? На дне Эльбы?
– Пошёл на хер.
– Где, скажи?
– Можно представить судьбу и похуже, – получил он в ответ. – Например, изображать счастливую семью с банкиром не первой молодости.
Томас швырнул её о стену. Ноги Анны подкосились и, падая, она врезалась головой в кирпичную кладку.
Он присел рядом с ней, не веря себе. На затылке Анны зиял широкий пролом. Она ещё дышала. Томас похлопал её по щекам, попытался открыть глаза – они оказались закаченными под череп. Положение тела было почти сидячим, ноги раскинуты, голова свесилась вдоль стены. Вокруг расползалась лужа крови.
– Думай быстрее. Думай быстрее, – выговорил Томас.
Время замедлилось. Любая деталь комнаты требовала внимания. Свет единственной лампочки на потолке почти ослеплял; край каждой тени резал, словно бритва. Томас на лужайке заёрзал, чувствуя, как о тело трётся трава.
Лицо Анны обжигало ему глаза, сладостное и ужасное. Никогда ещё Томас так не боялся. Он знал, что если не сможет её убить, то он ничто: от него ничего не осталось. Поверить, что он способен её спасти, – значит полностью забыть себя.
Умереть.
Томас заставил себя лежать на траве спокойно: по его телу снизу вверх поплыли волны онемения.
Весь дрожа, он набрал телефон «скорой». Собственный голос удивил его: он звучал спокойно и казался контролируемым. Затем Томас встал рядом с Анной на колени и подсунул ладонь ей под голову. Тёплая кровь струилась по руке, затекая под рукав рубашки. Если она выживет, Томаса могут не отправить в тюрьму, но скандал его наверняка уничтожит. Он выругал себя и приложил ухо к её рту. Она ещё дышала. Отец лишит его наследства. Томас без выражения смотрел в будущее и гладил Анну по щеке.
На лестнице раздались шаги санитаров. Дверь была заперта, и пришлось встать, чтобы впустить их. Томас беспомощно отошёл, пока они осматривали Анну, потом укладывали на носилки. Он вышел следом за ними из подъезда. Один из санитаров, поворачивая носилки на лестничной площадке, встретился с ним холодным взглядом.
– Доплачиваете, чтобы можно было их бить, да?
Томас невинно помотал головой.
– Всё не так, как кажется.
Ему нехотя разрешили сесть сзади. Томас слышал, как шофёр связался по радио с полицией. Он держал Анну за руку и смотрел на неё. Пальцы у неё были ледяные, лицо побелело. «Скорая» повернула за угол, и Томас потянулся к чему-то свободной рукой, чтобы удержаться. Не поднимая глаз, спросил:
– Она поправится?
– Без рентгена не узнаем.
– Это несчастный случай. Мы танцевали. Она поскользнулась.
– Как скажете.
Они неслись по улицам, петляя во вселенной, полной неона и дорожных огней, вынужденные молчать из-за воя сирены. Томас
