бы разобраться как можно быстрее. Не то налетят уроды, и «ох» сказать не успеешь.
Попробовал подняться, но едва пошевелил левой рукой, как плечо и левую часть груди прострелила острая боль. Да еще так сильно, что Петр едва не заорал в голос. Твою ж через колено, в гробину душу, мать нехай! Холодная, считай, ледяная вода оказала анестезирующий эффект и прилично приглушила боль. Но стоило только пошевелиться… Плохая идея.
Перевалился на правый бок. Так вроде нормально. Нет, больно конечно же. Но уже не хочется выть белугой. Терпимо, в общем. Опираясь на правую руку, поднялся на колено, потом с трудом встал на трясущиеся ноги. Огляделся.
Здрасьте. Давно не виделись. Недалеко же вы сплавились по речке. В радиусе десятка метров Петр обнаружил всех троих бурятов, отправленных им вчера в плавание. Падальщики до них пока еще не добрались, мало того, холодная вода препятствует разложению, а потому тела даже не вздулись. Из повреждений — только оставленные пулями.
Падальщики не добрались, а вот люди, похоже, да. Отчего такие выводы? Да оттого, что тела раздеты практически догола. А учитывая то простое обстоятельство, что одежда их ничего особого собой не представляла и даже имела штопку, успел вчера рассмотреть, взяли ее те, кому она ну очень нужна. Беглые?
Опять же стреляли в него едва ли с пятидесяти метров. Косорукий бурят? Товарищи, вам в отдел фантастики, даже если он не охотник, а самый закоренелый скотовод. Не бывает в природе таких бурятов. Они все с детства воины. Так что каторжане. Без вариантов.
От этой мысли Петр даже застонал. И боль в плече тут вовсе ни при чем. Буквально прошлой ночью он пояснял Александре, чем именно чревато для нее пленение бандитами. Накаркал, идиот. И вот сейчас он эту картину увидел воочию.
Попытался идти. Но сил хватило только на то, чтобы выйти на берег, где он рухнул как подрубленный. Хорошо хоть сознания не лишился. Впрочем, хорошо ли? Боль в руке просто адская. И после того, как приложился раной о корягу, стало куда как хуже. Потекло что-то теплое. Не иначе кровь из открывшейся раны.
— Нет его.
— Как — нет?
Едва услышав голоса с реки, Петр тут же перекатился на спину и вытащил из кобуры маузер. Голоса показались знакомыми. Хотя не уверен. Они раздаются с противоположного берега, пролетая через говорливый поток. Так что может и ошибаться.
— А ты не видишь? Эти вон они, лежат. А его нет, — вновь послышался визгливый голос.
— Так, может, где выше за корягу зацепился, — усомнился второй, он говорил густым басом.
— Ну, может, и зацепился, — недоверчиво произнес первый.
До говоривших было едва ли два десятка шагов. Из-за густого подлеска Петра они пока не видели. Он же видел их отчетливо, потому что они стояли во весь рост, прямо на галечном берегу. Старые знакомые. Нет. Так не бывает. Ни имен, ни прозвищ их Петр не знал. Зато помнил в лицо. Это был один из быков и плюгавый из кодлы Крапивы.
Два выстрела раздались один за другим, и здоровяк, грузно осев, опустился на колени, а потом плавно завалился прямо в речной поток. Шнырь сначала в испуге присел, а потом попытался сбежать. Пришлось выпустить три пули, чтобы он, уже достигнув подлеска, упал и скатился на крупную гальку.
Вроде недалеко и из маузера практиковался как с одной руки, так и с пристегнутой кобурой, а поди ж ты. Даже бык, который представлял собой неподвижную мишень и получил две пули, только ранен. Серьезно, но ранен. А вот шныря смог достать лишь в ногу, и то с третьего выстрела. Все же Петр не в лучшей форме, чего уж там. Правда, и выбора лишен.
Пастухов вышел из своего укрытия и, спрятав маузер в кобуру, направился к едва подающему признаки жизни быку. Шнырь, не переставая подвывать, с ужасом, иначе и не сказать, смотрел на Петра. Тот же, подойдя ближе к быку и глядя прямо в глаза шнырю, до которого было несколько шагов, сунул раненому нож в грудь. Урка тут же изогнулся дугой и как-то сразу опал.
Оно, конечно, горло перехватить как бы надежнее, но не в том Петр состоянии, ему бы что попроще. К примеру, застрелить. Но тут нюанс. Во-первых, у него с собой не так много патронов, и их стоит поберечь. Во-вторых, когда вот так, ножом… Картина не для слабонервных. А шнырь был как раз из таких.
— Ну что, гнида, жить хочешь? — все так же глядя ему в глаза, спросил Петр.
— Не убивай. Христом богом прошу, Купец, не убивай!
— Бога поминаешь? А когда меня кончали, ты про бога вспоминал?
— Не убивай, Купец. Не убивай! — продолжал подвывать шнырь.
— Сколько вас?
— Не убьешь? — заискивающе спросил шнырь, кривясь от боли в ноге и прижимая руку к ране.
Впрочем, все это ерунда. Ему сейчас не столько больно, сколько страшно. И эти кривляния скорее нужны для того, чтобы
