манеру носить поверх нормальной обуви резиновую, считая это неудобным. Да, с калошами ботинки и туфли изнашиваются дольше и ноги остаются сухими. Но он готов терпеть подобные мелкие неприятности в угоду удобству. Однако в данном конкретном случае это то, что нужно.
Во-первых, не наследишь в доме. Во-вторых, ты обут и в любой момент можешь ретироваться хоть через окно. Второй этаж, да еще зимой, когда практически у каждой стены навалены сугробы, вовсе не представляется опасным для прыжков из окна. Впрочем, не такая уж и проблема даже при отсутствии снега.
Оставив на вешалке пальто и шапку, Голубев прошел в квартиру. В кабинете владельца он не обнаружил ничего интересного. Виталий Юрьевич был промышленником и дельцом, но не инженером. А потому в его кабинете не нашлось ни одного чертежа. Хотя в изобилии имелись иные документы. На большом рабочем столе лежали даже финансовые бумаги.
Хм. А вот и чековая книжка. Кстати, открытая. В том смысле, что на верхнем чеке красуется подпись, но отсутствует сумма. Странно. Что бы это могло значить? Игнатьев не производит впечатления легкомысленного человека. Голубев повертел в руках книжку, затем закрыл ее и положил так, как она и лежала. Он, конечно, проник сюда воровскими методами, вот только воровать не собирался.
Голубев зашел в комнату девицы Александры, проявившей странную склонность к механике и настоявшей на поступлении на механический факультет. Не часто попадаются подобные девушки. Хм. На его памяти она вообще первая. Уникальная, можно сказать, особа.
Когда была решена проблема с Верховцевым, добившимся в своем начинании серьезных результатов, Голубев не придал особого значения помощнику инженера. Подумаешь, подросток, немного понимающий в слесарском деле. Но потом подкупленный околоточный надзиратель случайно обмолвился о том, что мальчик-помощник – и не мальчик вовсе, а девка.
Новость откровенно ошарашила Петра Анисимовича. Не сказать что он так уж взволновался. Просто это было несколько необычно, и он не мог не выяснить доподлинно всех обстоятельств. Это не составило большого труда. А вот дочь видного российского промышленника, имеющего правительственные награды и состоящего на особом счету у императора, – это проблема. Ее вот так просто не уберешь.
Нет, чисто технически сложностей тут никаких. Убрать можно любого. Даже императора. И для этого вовсе не обязательно метать бомбы или устраивать канонаду на всю столицу. Достаточно всего лишь одного выстрела, причем совершенно бесшумного. Шум начнется потом. Причем даже в случае с Игнатьевым – весьма серьезный.
Голубев вовсе не считал российскую сыскную полицию ни на что не годной. Скорее уж наоборот, европейским полицейским стоило бы поучиться работать у русских. Это не хитроумные детективы писать с кающимися преступниками в конце. Но если за дело возьмутся должным образом мотивированные русские волкодавы, подобный конец очень даже вероятен.
Поэтому он решил сначала понять, насколько эта девица может быть способна доставить неприятности. Нет, при средствах и возможностях ее папаши очень даже способна, это понятно. Но это только в том случае, если она захочет этого и найдет поддержку в лице отца. И все указывало на то, что она вроде как ее обрела. Во всяком случае, ее поступление в университет говорило именно об этом. Но Голубев решил все же немного обождать и посмотреть, куда ее заведет учеба.
Пока суд да дело, решили заняться другим индивидом, о котором появилась похвальная заметка в газете. Разобрались с нижегородским умельцем с блеском, осмеяв и оплевав его в прессе. Выставили полным дураком и ничтожеством в глазах потенциальных инвесторов. Наконец по прошествии времени пришла пора все же посмотреть, чем таким занимается Александра Витальевна.
Н-да. И это обитель девицы? Нет, если посмотреть поверхностно, то вполне нормальная комната девушки, тщательно следящей за своей внешностью. Довольно широкая кровать, журнальный столик с парой легких кресел, просторный платяной шкаф с большим зеркалом, туалетный столик-трюмо, на котором разместились всякие женские штучки…
Из общей картины выбивались только забитый книгами шкаф, пристроившийся в простенке между окон, и рабочий однотумбовый стол с выдвигающимися ящиками, с настольной лампой и стопкой каких-то бумаг. А на закуску у другого окна между подоконником и кроватью, так чтобы свет падал слева, стоял кульман.
Петр Анисимович подошел к чертежной доске и взглянул на прикрепленный к ней лист бумаги. Какой-то чертеж. Он в этом не силен. Так что пусть разбирается Сильвестр. Он у них головастый, инженер, ему и карты в руки. Они втроем – больше, по сути, и не нужно, – входили в российскую группу тайного промышленного клуба.
Все эти изобретатели – как дети: едва добившись маломальского успеха, начинают трубить о нем на весь свет. И оно понятно, ведь подавляющее большинство из них талантливые, а порой и гениальные, но нищие инженеры. Ну, может, и не нищие, но самостоятельно дать жизнь своему детищу явно не способны. Так что найти их довольно легко. Остается лишь понять, что они собой
