Пока его провожали недоуменными взглядами, вылез второй: совсем зеленый, и двадцати на вид нет. Белобрысый, глаза такие же дикие, как и у первого. Подошел на нетвердых ногах, молча трясущимися пальцами изобразил просьбу дать покурить.
Хан зажег сигарету, вставил пареньку в рот, тот суетливо затянулся, закашлялся, благодарно кивнул:
– С-спасибо.
– Где? – коротко спросил командир.
– П-почти на периметре. Расслабили б-булки, не ждали п-подлянку.
Косой присвистнул:
– Я так и говорил, что скоро элита по улицам бегать начнет. Полный бардак.
– Весь мир – бардак, – философски заметил на это Хан. – И везде живут, мать их. А у меня чуйка, что выезд отменят, на что хочешь могу забиться.
– Ну конечно, отменят, кто же нас выпустит, если элита под периметром на бэтээры бросается. Слушай, браток, а вас же целая колонна ушла. Где остальные?
Тот, жадно затягиваясь, неопределенно махнул рукой и добавил короткое:
– Кранты.
– Да ты что?! И Бочка не вышел?!
– Всем хана.
– Этот гад мне восемнадцать споранов торчал.
– Придется простить, – без малейшего акцента заметил чернокожий водитель.
– Ты хоть меня не учи, умник афрорусский. Хан, в народе байка ходила, что эти ребята под нас разведку вели. И что теперь будет?
– Косой, мать твою, я тебе уже сказал, что меньше языком чеши, больше слушай. Что надо, то нам и скажут. Ждем.
– Да мы тут дождемся, что придется резко сваливать. Уже почти месяц ни одного каравана. Ты давно видел свежие снаряды? Говорят, Карбид сдулся, как шарик, перегорел, даже пистоны для игрушечного пистолетика скопировать не может. С ксерами такое случается.
– Да сколько же можно тебе талдычить – заткнись, мать твою. Не раздражай меня, просто постой тихо и подожди, как все. Базарная баба, ей-богу!
– А чего здесь делает кот? – уже почти нормальным голосом спросил курящий паренек.
– Сидит, – ответил Карат.
– А чего он так сидит? Странный какой-то.
– Тебе что, асфальта жалко? – раздраженно спросил Косой. – Сидит кот, ну и пусть себе сидит.
Дверь арсенала раскрылась, на крыльцо вышел Рэм, напряженно посмотрел сверху вниз на бойцов и негромко проронил:
– Отбой, выезда не будет.
– Я уже догадался, – ответил на это Хан.
– Выступаем прямо сейчас. Всей колонной.
– Боевое?! Да мать твою, у нас же группа сырая, Карат вообще пять минут как нарисовался, таращится на все, как последний лох.
– Это не я решаю. Мы получили информацию, которую долго ждали, выступать придется прямо сейчас. Все готовы?
– Я даже автомат не пристрелял, – ответил Карат.
– Сойдет и так, им холодную пристрелку[15] делают.
– С такой пристрелкой лучше сразу застрелиться.
– Ну так штык тебе должны были выдать, цепляй, и вперед с криком «ура!», не переводи патроны впустую. Все, отставить разговорчики, выезд через час!
– Не опоздаем, командир, – рокочущим голосом отозвался Глыба. – У наших девчонок уже две недели полная готовность, а я вообще всегда готов.
– Вот сейчас и проверим.
За час не успели. Любая, даже самая профессиональная армия – громоздкий и не слишком поворотливый организм. Бойцам требуется время на сбор и загрузку личного и общего имущества; техника, в каком бы состоянии ни находилась, имеет привычку начать капризничать в самый последний момент; отцы-командиры получают от вышестоящего командования дополнительные приказы, которые зачастую противоречат уже отданным, и все это надо как-то согласовывать.
