не очень-то пыталась найти слова. Он дурманил и манил за собой, будил какие-то неясные желания и стремления, и в окутавшей меня неге порой проскальзывали тревожные ноты. Теплое неясное томление. Возбуждение?
Краем сознания я понимала, что это наверняка воздействие Сура. Даже догадывалась, что этот запах – те самые феромоны, про которые мужчина говорил. Не могла понять двух вещей: зачем ему это надо и как он вообще это делает? Очень хотелось (насколько в этом состоянии я вообще была способна чего-то хотеть) спросить, но не хотелось делать это при посторонних. Вполуха слушая рассказ и борясь с желанием окончательно расслабиться и поплыть по течению, я прикидывала, как бы половчее вытащить Сургута из цепких лап моих родных и задать пару вопросов.
– Аля! – вдруг окликнула тетя. Я сообразила, что уже некоторое время сижу совершенно неподвижно, уставившись в одну точку, и не слушаю разговора. – Девочка моя, с тобой все в порядке? – подозрительно осведомилась женщина.
– Все замечательно, – протянула я, чувствуя, что язык несколько заплетается. – Только я, кажется, хочу спать… Или не спать?
– Аля, посмотри на меня, – мягко проговорил Сур, прекращая массировать мою ладонь и вместо этого крепко ее сжимая.
– Мм? – протянула я, с трудом фокусируя взгляд на мужчине.
Он придержал мое лицо за подбородок второй ладонью, пристально разглядывая. А потом густые брови удивленно взметнулись, взгляд же стал совершенно растерянным. Но хотя бы не встревоженным, и то радость! Мой же взгляд непроизвольно скользнул по его губам, и вдруг появилось удивительно отчетливое и до крайности простое желание: чтобы он меня поцеловал. Вот прямо сейчас.
– Извини. – Справившись с удивлением, мужчина отстранился и выпустил мою руку. Я едва успела опомниться и не потянуться возмущенно за его ладонью; странности странностями, но прикосновение из-за них не делалось менее приятным. – Это случайно получилось.
– Что получилось? – настороженно уточнила тетя, переводя взгляд с меня на Сура и обратно, а я почувствовала, что сонная расслабленность стремительно выветривается.
– Ничего страшного, – поморщившись, отмахнулся Сургут. – В любом случае все уже закончилось.
– А мне тоже интересно, что это было, – пробормотала я, промаргиваясь и растерянно озираясь. Ощущение прошло без остатка, даже запах пропал, и это отчасти расстроило.
– Я тебе потом объясню, – уголками губ улыбнулся мужчина, бросив на меня взгляд. – Возвращаясь к прежнему вопросу…
Оказалось, пока я отсутствовала, дядя Боря допрашивал Сура о вещах сугубо приземленных, как то: об условиях жизни, учебы, приема на работу и так далее. Точнее, не столько допрашивал, сколько уточнял полученную ранее информацию. Выяснилось, что с жильем у местных все действительно обстояло просто и без излишеств: на одну семью одна квартира, состоящая из вот такой гостиной, в какой мы находились, и комнат, по одной на члена семьи независимо от возраста. И это понятно, развернуться в летающем городе особо негде.
Да и по остальным вопросам Сур все больше подтверждал сделанные ранее предположения. В целом этот мир представал перед нами весьма благополучным и, на взгляд землянина, местами совершенно утопическим. Не знаю уж, как они добились подобного и сумели приучиться к жизни в подобных условиях; надо думать, не обошлось без влияния непритязательных в бытовом плане мазуров.
Родные задавали еще какие-то вопросы, мелкие и крупные, безусловно, полезные, но я уже плюнула на попытки следить за разговором. Гораздо сильнее мне хотелось расспросить Сура о произошедшем, а еще… просто побыть с ним наедине. Даже говорить в общем-то не обязательно, можно просто оказаться, как в ту ночь, вдвоем под звездным небом. Сейчас общество родных и необходимость выслушивать чужие разговоры тяготили, и я с трудом сдерживалась, чтобы не сказать об этом прямо. Недовольство недовольством, но правы были все-таки они, а я со своими эмоциональными всплесками вполне могла потерпеть.
Потом я сообразила, что Сур сейчас может просто встать и уйти. Вряд ли насовсем, но велик шанс, что мужчина попросту сошлется на усталость (на что, судя по его внешнему виду, имеет полное право) и отправится домой спать. Конечно, мне стало его жалко и очень хотелось, чтобы он нормально отдохнул, но… а как же я?! Не могу же я, в самом деле, сама просить его о разговоре или прогулке! То есть попросить-то, конечно, могу, и даже буду при этом не слишком стесняться (если в этот момент смогу думать о вопросах, которые хотела задать, а не о желании побыть вдвоем). Другое дело, как быть, если вдруг он откажется? Я же себя знаю, я тогда совершенно изведусь, не смогу нормально спать, накручу обиды…
Ну вот, пожалуйста! Он еще ничего не сказал, еще ничего не случилось, а я уже возмущена гипотетическим отказом!
Пока я терзалась посторонними мыслями, разговор сошел на нет. Вопросы наверняка еще оставались, но перед тем как их задавать, решили обдумать уже полученные ответы.
