Иначе же правительство восстановит против себя своих многочисленных мусульман, которые, желая избавиться от тяжкой зависимости, на место того, чтобы им напасть на опасного врага России, бросятся в его объятия.
ПРИЛОЖЕНИЯ К МЕМУАРАМ
ГЕНЕРАЛА МУССЫ КУНДУХОВА
Помимо этих воспоминаний, генерал оставил еще некоторые, переписанные им документы, из которых иные не лишены также известного исторического значения.
Здесь мы печатаем письмо начальнику главного штаба кавказской армии А. П. Карцеву, видному представителю русской власти и боевому генералу, с которым Мусса Кун-духов был связан многолетней дружбой еще со школьной скамьи в военном училище и к которому относился с симпатией и доверием. Письмо это послано вместе с ранее составленной запиской, также нами здесь воспроизводимой, где ген. Кундухов в общих чертах излагает свои взгляды на положение горцев.
Печатаемые документы лишний раз освещают кипучую и честную деятельность искреннего патриота, который, прежде чем решиться на окончательный разрыв с русской властью, испробовал все средства, чтобы помочь судьбе горских народов и улучшить их положение. Не его видна, если ходатайства эти не дали в условиях российской действительности никаких результатов, благотворных для края, после чего он и покинул Россию, отказавшись от всех многолетних трудов и личных достижений своей блестящей карьеры русского генерала.
ПИСЬМО КАРЦЕВУ – НАЧАЛЬНИКУ ГЛАВНОГО ШТАБА
Милостивый Государь, Александр Петрович!
В последнее наше свидание Ваше Превосходительство были так обязательны, что позволили мне изложить откровенно мои мысли о настоящем состоянии края.
Прежде всего я считаю долгом выяснить те побуждения, которые ^руководили мной при составлении этой записки.
Вскоре после покорения Восточного Кавказа у горцев Терской и Кубанской областей родились чувства страха и опасения за свою будущность. Всеми ими овладело убеждение, что правительство имеет затаенную мысль породить между ними нищенство и тем совершенно уничтожить их народность и религию.
Следствием такого убеждения было то, что чеченцы, шатоевцы и ичкеринцы возымели намерение в 1860 году снова отложиться и сигналом к восстанию назначили в Чечне убийство, в каком-нибудь из аулов, бывшего в то время начальником чеченского округа полковника Велика. В это самое время последовало и мое назначение начальником Чеченского округа, коим я управлял два с половиной года.
В период моего управления тем округом мне удалось восстановить в нем спокойствие, а также не оставить в округе ни одного абрека. К сожалению же моему, я не мог успеть в главном: убедить туземцев в том, что правительство не стремится к их уничтожению.
Произвол казаков над ними, непризнание казаками никаких прав туземцев, беспрестанные столкновения их между собою – большей частью из-за земли – породили не только вражду и ненависть между ними, но при том сильно способствовали развитию у горцев убеждения в неблагонамеренности целей правительства.
Теперь в назначении наместником Великого Князя горцы видят отеческую заботливость о них Государя, и после проезда Его Величества по Терской области они получили веру и надежду на лучшее.
Мы, обязанные правительству воспитанием и личным бла госостоянием, будучи твердо убеждены, что оно желает бла гоустройства народного, не можем и не должны оставаться равнодушными к такому важному делу.
Вот мысли и чувства, руководившие мной к составлению при сем представляемой записки. С истинным почтением и преданностью имею честь быть Вашего Превосходительства покорный слуга – Мусса Кундухов. 25 августа 1863 г. г. Владикавказ.
ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА
Известно, что горцев, начиная от Дагестана до абадзехского народа, считают уже покорными правительству.
Зная близко положение горцев в настоящее время, я считаю долгом для будущего их блага и для пользы правительства выяснить следующее: у всех вышеназванных народов чувство страха за свою будущность и убеждение, что правительство стремится к их совершенному уничтожению, с каждым днем увеличивается, и они, потеряв всякую надежду на великодушие начальства, считают лучшим и единственным средством для своего существования – не расставаться с оружием.
В действительности такого их отношения не следует сомневаться. Мне, как начальнику, имеющему связи и родство с ними, легче знать их мысли и желания, чем кому-либо другому.
Я убежден, что горцы не расстанутся с этой мыслью и с оружием до тех пор, пока не увидят себя обеспеченными в средствах жизни: достаточным наделом их землею.
Лучшим доказательством может служить то, что до сих пор никто из них по неопределенности своего положения не принимается за устройство прочного хозяйства, имея к тому желание и средства. Говорят: зачем нам строиться? Бог знает, что будет завтра. Хотя между горцами и были люди, которые утешали, говоря, что напрасен такой страх, но теперь, увидев, что казакам отводится по 30 десятин на душу, а туземцам не более 2-5, они перестали утешать, вполне соглашаясь, что будущность горцев действительно страшна и что при увеличении народонаселения потомству предстоят одни лишь бедствия. Об этом жители гор горюют не менее жителей плоскости, так как последние снабжают первых хлебом и пастбищами для скотоводства.
Было бы вредно и грешно оставаться равнодушными к этому общему голосу народа и не принять решительных мер к водворению спокойствия в крае на прочных основаниях, в таких видах, чтобы туземцы видели в русских истинных покровителей, а не жестоких врагов, признающих их истребление роковой необходимостью. Тогда только горцы будут покорными и преданными правительству. Иначе же горец, не имея земли, не может иметь хозяйства и оставить хищные наклонности. Не зная другого ремесла, возможность своего существования будет видеть только в грабеже, передавая это как завет потомству.
Этот вывод я делаю из следующих очевидных истин: до водворения казачьих станиц в Кабардинском округе большая часть туземцев имела по несколько тысяч овец, несколько сот кобылиц и рогатого скота. Благоденствуя в то время, кабардинцы бедность считали пороком, приписывая ее личному нерадению, и потому каждый из них, стремясь к честному труду, оставлял наездничество и воровство, имея только одну заботу – расширить свое хозяйство и упрочить за собой земли, с чем часто обращались они к высшему
