даст вам его арестовать. Как только «Лилия» бросит якорь в олднонской гавани, сердце будет для вас потеряно. Забавно: вы ведь полагали, что такой способ его перевозки наиболее безопасен, не так ли?
– Я прикажу обыскать его каюту. И его самого.
– Попробуйте, – кивает Леклидж, повернувшись в сторону кровати.
Лэбб машинально следует за его взглядом. Этой доли мгновения достаточно – рядом с ним уже никого нет.
– Ко мне! – срывающимся голосом он зовет гвардейцев. – Обыскать все! Разбирайте мебель! Проверьте иглами обивку! Простучите все стены, осмотрите пол! Прощупайте портьеры, разберите картинные рамы!
Спустя два часа двери кают-компании открываются. Уолзи Лэбб разгорячен еще более, чем прежде.
– Как продвигаются ваши поиски? – осведомляется Д.
– Лорд-хранитель! Извольте встать! Вас подвергнут личному досмотру.
Присутствующие обмениваются изумленными взглядами.
– Вы исчерпали свой список подозреваемых, ваша святость? – спокойно интересуется Д, вставая. – Я снова говорю вам, что сердца у меня нет.
Архиепископ кивает гвардейцам. Они действуют умело и решительно – обыск занимает меньше минуты.
Лэбб переводит гневный взгляд с Д на Гирена, после чего выходит. Дверь за ним остается открытой.
На верхней палубе, у фальшборта, он видит Леклиджа. Для матросов и гвардейцев вокруг его словно нет.
– Убедились? – спрашивает он, глядя на пляску волн.
– В том, что вы лжете? – гневно шипит архиепископ. – У Д нет сердца.
– Вы, несомненно, правы. Но не касательно артефакта, – улыбается колдун. – Мы оба в затруднительной ситуации, и оба – по вине и замыслу Д. У нас общий враг, ваша святость.
– Что это меняет?
– Ничего, кроме необходимости сделки. Я верну вам сердце, а в качестве платы хочу сойти с борта «Лилии» свободным человеком.
– А если сердце у вас, и все это – просто спектакль?
– Каков его смысл? Ради чего я подверг себя такому риску? Нет, это Д оказался достаточно хитер, чтобы заманить меня на эту яхту. Одним выстрелом он хочет убить двух зайцев: избавиться от меня и невозбранно завладеть сердцем.
Архиепископ хмурится, напряженно размышляя:
– Вы опасны для него?
– Да.
– И чем же?
– Только одним: я знаю, кто скрывается под маской.
Они замолкают, глядя, как ветер вздымает пенные буруны на гребнях волн. Приближается шторм.
– Жду вас в каюте Д, – тихо произносит Леклидж.
Обернувшись, Лэбб снова видит лишь пустоту.
В каюте все кажется нетронутым: черные мундиры весьма искусны в своей работе. Леклидж сидит в кресле, кивая вошедшему.
– До вашего прихода я рассказывал об игре, – говорит он, – в которую играют с помощью географической карты. Один играющий предлагает другому найти любое место, задуманное им, среди массы надписей, которыми пестрит карта. Новичок обычно пытается перехитрить противника, задумывая название, напечатанное самым мелким шрифтом, но опытный игрок выбирает слова, простирающиеся через всю карту и напечатанные самыми крупными буквами. Такие названия ускользают от внимания из-за того, что они слишком уж очевидны. Эта особенность нашего зрения – аналогия тому, как интеллект обходит те соображения, которые слишком уж навязчиво самоочевидны.
Он встает и выходит на средину каюты.
– Епископальная гвардия крайне внимательна к мелочам. Зная это, Д не стал следовать пути, которым наверняка направились бы его преследователи. Он не лгал, говоря, что сердца с ним нет. Вот оно.
Он указывает на раскрытую шкатулку, стоящую на столике рядом с креслом.
– Это – грубая подделка, созданная безбожным шарлатаном, – презрительная гримаса искажает лицо Лэбба. – Д сам показывал мне ее, сетуя, как жестоко он был обманут.
Леклидж достает сердце из шкатулки: оно чуть больше кулака размером, твердости и цвета мореного дуба, стянутое
