Ее сосредоточенное умное лицо все еще хранило былые красоту и прелесть. Собранные в высокую прическу жгучие черные волосы без единой сединки переливались масленым блеском, оттеняя бледную кожу еще молодой женщины. Серебряная диадема с черными бриллиантами отбрасывала холодные блики, придавая своей владелице особый шарм. Карие медовые глаза поражали своей глубиной, а плотно сжатые, налитые кровью губы предупреждали об опасности.
Ее серое, словно посеребренное платье с затейливым кружевом рукавов и глубоким вырезом туго сжимало властную грудь, возбуждая воображение. Она вполне могла бы быть желанной и любимой в моем мире. Но не здесь, где ее в сорок три года уже записали в старухи, скинув на ее хрупкие красивые плечи всю заботу об управлении огромным хозяйством дворца и вечно скандалящим гаремом.
Я подошла к входу в беседку, внутренне ощущая священный трепет перед ее статусом и великолепием.
— Госпожа, — хазнедар остановилась перед входом и склонила голову. Я последовала ее примеру, — Рамаль Хатун пришла по вашему приказу!
— Можешь идти, Наргес Хатун, — валиде небрежным жестом отпустила ее, — а ты проходи, хатун, садись.
Я раздвинула белоснежный тюль на входе в стороны и вошла, робко устроившись на углу дивана и не смея поднять на эту женщину взгляда.
— Не бойся, Рамаль Хатун, — заговорила она, — я хочу узнать о любимице своего сына больше. Расскажи мне о себе — кто ты такая, из какой семьи, откуда родом?
Боже! Что же мне ей рассказывать? Что я родилась в Краснодаре в семье инженера и балерины, в семнадцать лет потеряла родителей в автомобильной катастрофе, окончила педагогический и имею диплом учителя физики, а также факультативно посещала школу балета?
Я судорожно начала вспоминать институтский курс истории стран Азии и Африки, пытаясь найти ответы на ее вопросы. В эту минуту я мысленно поблагодарила Бога за свое рвение по части учебы. Вот и пригодились казалось бы ненужные знания.
— Госпожа, я родом из Азербайджана, из Ардебиля. Мой отец пастух, у меня нет ни братьев, ни сестер… — плела я, испытывая неприятную дрожь во всем теле от собственного вранья.
— Надо же! — воскликнула валиде. — Ардебиль очень важный для нашей империи город! Это родовая провинция династии Сефевидов! Но ты не мусульманка, не так ли? Откуда твои предки?
— Из Восточной Грузии, госпожа.
— Ясно.
Она смягчила взгляд и сложила на коленях руки, рассматривая меня уже не так сурово.
— Любишь ли ты шаха Джахана? — спросила она так, что никакого иного ответа, кроме положительного, было невозможно дать, даже если любви и в помине не было.
— Люблю, госпожа! Всем сердцем! — с жаром ответила я, надеясь растопить последний лед в ее сердце.
— Рамаль Хатун, я хочу, чтобы ты уяснила одно, — она слегка наклонила голову, точно любопытная птица, которая увидела крохи хлеба, — падишах принадлежит династии и государству. Он обязан иметь здоровое потомство и свободный от эмоций разум. Именно поэтому веками в гареме складывались традиции, согласно которым одна наложница не может всецело владеть личной жизнью и любовью правителя. Будет глупо с твоей стороны препятствовать его связям с другими девушками из гарема. Ты должна смириться с тем, что его постель не принадлежит тебе. Как она не принадлежит и Дэрье Хатун. Ты видишь, до чего ее довела ревность. Она больше никогда не переступит порог его спальни. Ей остается только молиться, чтобы родился здоровый наследник. Не иди ее тропой. Будь умнее.
Внутри меня закипал настоящий кипяток. Мне казалось, что еще пара ее слов — и у меня из носа пойдет пар, как у взбешенного быка во время корриды. Я опустила глаза, чтобы она не увидела молнии, которые сверкали в них в ту минуту, и начала мысленно считать до ста, успокаивая взбаламученный омут своих эмоций.
— Госпожа, в моих мыслях нет иных желаний, кроме благополучия падишаха и династии. Я счастлива уже тем, что имела высочайшую честь провести две ночи в его покоях. А если я смогу родить повелителю наследника — это будет высшей наградой для меня!
Мой голос дрожал от подкатывающих слез. Говорить подобное было выше моих сил, но иного пути не было. Открытое неповиновение валиде может стоить мне не только любви, но и жизни. Я знала, что она не успокоится и будет пытаться отправить к Джахану наложницу, но у меня уже был готов ответ и на этот случай.
— Очень хорошо, Рамаль Хатун. Именно так и должна думать женщина падишаха. Быть любимицей повелителя не только награда, но и тяжкий труд. Я, как женщина, знаю, о чем говорю. У моего покойного супруга и отца шаха Джахана великого Исмаила