ГЛАВА 50
Начало августа принесло с собой ветра. Солнце пряталось за легкой песчаной дымкой, гонимой воздушными потоками из пустыни.
Я запахнула накидку и глубже надвинула капюшон, пряча под ним глаза от витающей в воздухе пыли.
Лерка несколько раз громко чихнула и громко выругалась:
— Мать твою, тут без респиратора не обойтись!
Я испуганно огляделась вокруг — не слышал ли кто ее крамольных речей? Но в радиусе нескольких метров от нас никого не было. Лишь у ограды сада топтались запряженные в карету лошади. Животные неспешно пережевывали сено и привычно фыркали, рыхля копытом землю.
Несколько гаремных слуг проверяли, крепко ли привязаны сундуки с пожитками Алимшах-ханум к подмосткам кареты и к ее крыше.
Мы же с подругой наматывали по саду пятый или даже шестой круг, в ожидании, когда царственная невеста выйдет из дворца, чтобы отправиться в одну из загородных резиденций на «ПМЖ». Мне не терпелось лично убедиться в том, что дверцы кареты за этой прекрасной особой захлопнулись и кучер тронулся с места, увозя ее в последний путь.
— Ты совсем, что ли, обалдела, — я строго посмотрела на Лерку, — может, ты и дома с Первизом так ругаешься? Стыдно должно быть.
Лерка пожала плечами и недовольно сморщилась.
— Достали уже эти правила и приличия. Ни выпить, ни закусить, ни выругаться. Прямо-таки обитель добропорядочности. Тьфу, — она отвернулась и демонстративно сплюнула, выражая высшую степень негодования.
— Поругались, что ли? — догадалась я об истинных причинах Леркиного бунта.
Подруга накуксилась и закусила губу. Мой вопрос попал в цель.
— Нет, ну что это такое? — она резко остановилась и уперлась руками в бока. — Пропадает дни и ночи напролет по своим делам, а мне и знать не положено, чем он там занят! Что за дискриминация?
— Мать, ну ты как будто с луны свалилась, — прокомментировала я ее эмоциональную обвинительную речь, — или не знала, за кого замуж идешь? Забыла, где мы? Тут или смирись — или «гоу хоум», в родимый Краснодар. Неужели тебе больше нравилась перспектива стать тенью Вадима? Забыла, как он «каждую пятницу мы в говно»?
При упоминании бывшего, подруга как-то сникла и поутихла. Намучалась, бедняжка, с этим буйнопомешанным мажором. Уж лучше без клубов и шампанского, зато под бочком у Первиза.
— Не сердись, я просто сама не своя в последние дни, — призналась она мне, сменив гнев на милость.
— С чего вдруг?
— Мне кажется, у нас будет пополнение, — прошептала она мне так, словно боялась спугнуть эту новость.
На Леркином лице появилась скромная улыбка, но настоящий свет исходил из ее медовых глаз. Она схватила мои руки и приложила к своему животу.
— Чувствуешь что-нибудь?
Я снисходительно улыбнулась, прощая подруге ее детскую непосредственность.
— Даже у меня еще не толкается, а я уже почти четыре месяца ношу под сердцем малыша. Ты хочешь, чтобы я что-то ощутила уже на первых неделях срока?
— Нет, я не о толчках тебе говорю, — затараторила она, — мне кажется, что изнутри льется какое-то новое тепло, какие-то нежные вибрации — на клеточном уровне, если хочешь!
— А, ну если нежные вибрации и новое тепло — это да, — засмеялась я, убирая руки с ее живота, — ты вся просто светишься и вибрируешь от счастья, это трудно не заметить.
От приятного во всех смыслах разговора нас отвлек гул голосов, доносившийся с дальнего конца главной аллеи — как раз там и располагался главный выход из дворца.
Я привстала на мысочки, чтобы рассмотреть поверх ровной линии постриженных кустов сумахов, кому принадлежат голоса.
Впереди шли трое — валиде, Алимшах-ханум и Наргес Хатун. Валиде обогнала на несколько шагов невестку и все время
