пистолета, вышло словно само собой. Нечто, воспринимавшееся как смутный шепот, нагоняющий ярость и смертную тоску одновременно, почти заглохло. Остался только страх, вполне естественный, если смотреть в черное отверстие дула и на лицо товарища с пустыми глазами и примороженной к нему кривой улыбкой.
Повисшую напряженную тишину нарушил голос Ещенко:
– Антон…
Больше он ничего произнести не успел: пистолет Точилина дернулся в его сторону и с громким хлопком изрыгнул свинец и пламя. Григорий упал молча. По груди его расплывалось кровавое пятно. Я даже дергаться не стал: расстояние между нами было таким, что, пока я его преодолею, Точилин меня десять раз застрелить успеет. Сомнений в его стрелковых навыках у меня не было. Только тоскливое сожаление о не надетом бронежилете. Конечно, в Зоне особенно стрелять некому. Самые серьезные опасности здесь к числу живых существ не относятся, а те, что относятся, давно утратили разум, позволяющий использовать хоть что-то, кроме самого примитивного оружия. Если попадешься толпе истребителей, тебя просто на части разорвут, и никакой бронежилет не спасет. И от плевков их, кстати, тоже: это ж кислота, смешанная с ядом. Она что хочешь прожжет. М-да, знал бы, где упаду, соломки бы постелил. С бронежилетом можно было бы рискнуть: ведь чтобы из пистолета попасть в голову бегущему на тебя человеку, надо быть действительно крутым стрелком, а тело – куда более крупная мишень.
Вот поэтому я и стоял, не двигаясь и не произнося ни слова. Не делал ничего, что могло бы спровоцировать Точилина на выстрел. Жить хотелось. И очень. Интересно, чего он медлит? Хотел бы убить, убил бы сразу следом за Ещенко. Кстати, не факт, что тот мертв – пуля все-таки попала в правую часть груди. Но о нем подумаем после. Сейчас бы самому выжить. А для этого надо понять, что в голове у целящегося в меня безумца. Только как же его понять, если он молчит как рыба? И самому рот открывать боязно: один вон открыл уже. Когда речь идет об обычном человеке, его намерения в большинстве случаев можно прочитать по лицу, даже если у него хорошие навыки по самоконтролю. Так что так называемое покер фэйс – это для дилетантов. А со сталкером за эту игру лучше даже и не садиться – разденет до подштанников. Но данный случай явно был исключением. Вы когда-нибудь смотрели в глаза акулы? Ничего, кроме голодной пустоты, вы там не увидите. Вот и здесь в меня словно большая белая целилась, только в человеческом обличье.
Пока я пытался разгадать его намерения, Точилин вдруг просипел, словно ангинный больной:
– Пистолет… Дай мне твой пистолет!
Вот так… Пистолет. В единственном числе. Значит ли это, что он забыл о втором? Или, быть может, не знал?.. Бред, если это Антон. Знал он точно, как и я был в курсе насчет его пружинного ножа, прикрепленного к левой голени под штаниной, и его любимого «Глока» в наплечной кобуре. Столько раз сходив вместе в Зону, невозможно не узнать всех этих нюансов. А забыть Точилин тоже не мог, ибо для этого ему бы потребовалось заработать ретроградную амнезию или Альцгеймера… Ни тем, ни другим он не страдал, а на агрессивное безумие его поведение никак не походило. Тогда что?! Всплывающее в голове слово «одержимость» я гнал прочь. Но другое объяснение просто не придумывалось.
– Я жду! – все так же медленно и хрипло, но уже с оттенком нетерпения поторопил Точилин, не сводя с меня мертвых глаз. – Пистолет!
Все еще недоумевая, я извлек из наплечной кобуры свой старый, но надежный «Грач» и бросил на землю, к его ногам. Продолжая держать меня под прицелом, он присел, подобрал оружие и спрятал в карман. Я не мог поверить! Ни слова о втором – лежащей в потайном кармане миниатюрной модернизированной «Грозе», будто это и вправду было лишь тело моего многолетнего напарника, занятое… кем? Черным Сталкером? С каждой минутой творившегося жуткого сюра эта мысль казалась все менее безумной.
Затем Точилин сделал еще шаг вперед и склонил в голову в сторону, глядя на меня, как порой смотрит немецкая овчарка, когда ее что-то заинтересует. Вот только глаза… Эти жуткие мертвые глаза никоим образом на собачьи не походили. Инстинктивно я привел свой ментальный щит, который во время повисшей паузы держал уже почти на чистом автомате, в полную боевую готовность. И вовремя, потому что в следующий момент на мое сознание обрушился страшный натиск. И это была уже явно не Зона. Она так не умеет. Только живое существо, обладающее пси-возможностями высшего порядка. Вроде Измененных-псиоников, только круче.
Голова разламывалась от боли, а барьеры, которые я воздвигал на пути чужой воли, стремившейся поработить мое сознание, рушились один за другим. Этому существу я был не ровня. Думаю, против него не устоял бы даже Ещенко со своими природными данными. И все же я боролся, чувствуя себя жалким эсминцем против линкора «Тирпиц». Однако эсминец мог уйти на полной скорости, а моя двигательная активность была почти полностью парализована. У меня с трудом хватало сил отводить взгляд от впивающихся в меня жутких глаз «Точилина», и только. Но даже этот мелкий факт, казалось, вывел из терпения сущность,
