Чиновник завертел головой, пытаясь понять, в чем смысл истории, ведущей в никуда.
– Прекрати бессмысленную болтовню! Ты собираешься за нее заплатить или нет?
– Да! Да! О, господин, уверяю вас: до тех пор, пока не попробуете тушеного угря, вы не познаете счастья. Он гладкий, точно нефрит, а утиные яйца!.. О…
Куни, продолжая тараторить, вверг чиновника Ксана в оцепенение, сделал незаметный знак официантке из таверны, находившейся на противоположной стороне улицы. Та прекрасно знала, кто такой Куни, и, постаравшись сохранять серьезность, протянула ему бумагу и кисточку.
– …Так сколько, вы сказали? Двадцать пять? А как насчет небольшой скидки? Ведь я познакомил вас с прелестями тушеного угря! Двадцать?…
Куни написал записку, в которой говорилось, что тому, кто принесет ее в дом Крукедори, должны выдать двадцать серебряных монет, потом эффектно поставил подпись, с восхищением посмотрел на подделку, обмакнул в чернильницу печать, которую носил для подобных случаев – она была настолько старой и истертой, что никто, даже при большом желании, не сумел бы прочитать ни единого слова, – и приложил к бумаге.
Закончив все эти манипуляции, Куни неохотно отдал бумагу чиновнику.
– Ну вот и все. Отправляйтесь в мой особняк и отдайте записку привратнику, когда у вас найдется свободное время, и вам сразу вынесут деньги.
– А почему бы нам, господин Крукедори, не пойти и не выпить вместе? – Теперь чиновник вежливо улыбался, потому что увидел написанную на бумаге сумму и решил, что глупый и богатый Фин Крукедори будет ему исключительно полезен. – Я всегда рад новым друзьям.
– Ну наконец-то! А то я уже устал ждать вашего предложения, – воскликнул Куни и радостно хлопнул имперского чиновника по плечу. – К сожалению, я сегодня не взял с собой наличные: честно говоря, собирался только прогуляться, но в следующий раз обязательно приглашу к себе и угощу тушеным угрем. Ну а сейчас не могли бы вы мне одолжить…
– Никаких проблем. Зачем еще нужны друзья?
Когда они уходили, Куни перехватил взгляд пожилой женщины, застывшей на месте с разинутым ртом и широко раскрытыми глазами. Подумав, что шок не позволил ей произнести слова благодарности, он вновь вспомнил мать и, сморгнув набежавшую слезу, улыбнулся женщине и снова повернулся к чиновнику, собираясь рассказать новый анекдот.
Тем временем сын потряс мать за плечо:
– Ма, пойдем домой. Нам нужно уехать из города, пока эта свинья не передумала.
Пожилая женщина, будто очнувшись ото сна, пробормотала вслед удаляющейся фигуре Куни Гару:
– Молодой человек, ты можешь вести себя как ленивый глупец, но я видела твое сердце: яркий цветок не расцветает во мраке.
Только слова ее не дошли до Куни – слишком далеко он находился, чтобы ее слышать.
Однако молодая женщина, чей паланкин остановился на обочине, чтобы носильщики сходили на постоялый двор и принесли ей освежающий напиток, услышала эти слова и, сдвинув занавеску на окне, успела увидеть всю сцену и даже слезы на глазах Куни.
Обдумав услышанное, она улыбнулась, поиграла огненно-рыжим локоном, и взгляд ее удлиненных глаз в форме изящного дирана, летающей рыбы с чешуей, подобной радуге, устремился вдаль. В молодом человеке, который пытался делать добро, всячески это скрывая, что-то было. Она хотела узнать его лучше.
Глава 4
Джиа Матиза
Через несколько дней Куни вернулся в «Великолепную вазу», чтобы встретиться со своими друзьями – шайкой молодых людей, которые спасали друг друга во время драк в тавернах и вместе наведывались в дома индиго.
– Куни, когда ты собираешься сделать со своей жизнью что-нибудь разумное? – спросил Рин Кода, все такой же долговязый и нервный, но теперь зарабатывавший на жизнь тем, что писал письма для неграмотных солдат гарнизона Ксаны. – Всякий раз, когда я вижу твою мать, она вздыхает и просит меня, как твоего доброго друга, уговорить тебя начать работать. А твой отец остановил меня сегодня на улице и сказал, что ты оказываешь на меня плохое влияние.
Слова отца задели Куни больше, чем он был готов признать, поэтому, пытаясь выбраться из неприятной ситуации, он начал хвастаться:
