Королевские милости

На улице бушевала метель, когда они втроем направились в лагерь женских вспомогательных отрядов. Женщин подняли по тревоге, и теперь они с испугом смотрели на трех всадников. Они верили Рисане, которая много сделала для улучшения их положения, но Куни и Джин никогда прежде не появлялись в лагере.

Куни выехал немного вперед и заговорил, стараясь, чтобы его услышали все, несмотря на вой ветра.

– Кто из вас родился в Кокру?

Вверх поднялись сотни рук.

– Я знаю, что многие присоединились ко мне после того, как потеряли мужей и сыновей во время восстания и последовавших за ним войн. Сегодня мы можем положить конец бойне, но только с вашей помощью.

Женщины слушали с застывшими лицами, пока он объяснял план Рисаны.

– Вам придется идти без оружия и сопровождения, – добавила Джин. – У нас ничего не получится, если люди Мата заподозрят, что вас подослали. Ни король, ни я не требуем от вас жертвы: если вы считаете, что это слишком опасно, вы вправе отказаться – речь идет только о добровольцах.

Одна за другой женщины Кокру выходили вперед, подтверждая тем самым свою готовность участвовать в операции.

В этот день Мазоти не стала атаковать отряд Мата, и даже, более того, разведчики доложили гегемону, что армия Дасу отступила на полмили, оставив свободным пространство вокруг холма.

Перед самым рассветом ветер донес до лагеря женские голоса и разбудил спавшего в палатке Мата.

Неужели я вижу падающий в долине снег?
Или это дождь умывает лица детей?
О, моя скорбь, как сильна моя скорбь!

Нет, не снег покрывает долину.
Нет, не дождь умывает лица детей.
О, моя скорбь, как сильна моя скорбь!

Это воины, павшие, точно осыпающиеся лепестки хризантем.
Мой сын, о, мой сын, он не вернется домой после сражения.

Мата стоял перед своей палаткой, не обращая внимание на снегопад, и вскоре его лицо стало влажным от растаявших снежинок. Вскоре на вершину выехал и Рато Миро:

– Гегемон, это женщины Кокру с песнями поднимаются по склону холма. Хоть их и не сопровождают солдаты, они могут оказаться шпионами Дасу.

Теперь Мата услышал и мужские голоса, подхватившие старую народную песню, известную в Кокру каждому ребенку.

– Сколько наших солдат уже сдались Куни, если их голоса звучат так громко? – спросил Мата Цзинду.

– Так поют вовсе не пленники, – после некоторых колебаний ответил Рато. – Это наши солдаты.

Ошеломленный, Мата окинул взглядом лагерь и увидел, как в предутренней мгле из палаток выходят солдаты: кто-то спросонья тер глаза, кто-то пел, но были и такие, кто плакал, не скрывая слез.

– Женщины так поют уже несколько часов, – сказал Рато Миро. – Командиры приказали солдатам залепить уши воском, но они не подчинились. Многие даже спустились вниз, в надежде узнать от них что-нибудь о своих семьях.

Мата молча слушал адъютанта, и Рато предложил:

– Быть может, нам следует пойти в атаку? – спросил. – Этот тактический ход Куни Гару достоин всяческого презрения.

Мата покачал головой:

– Боюсь, слишком поздно: Куни забрал сердца наших солдат.

Когда он вернулся в палатку, Мира продолжала вышивать.

Мата взглянул на ткань и увидел одну лишь черную линию, извивавшуюся на белом фоне и не имевшую конца. Перейти через край пялец стежки не могли и метались, как зверь в клетке.

– Мира, может, сыграешь что-нибудь? Я больше не вынесу это пение.

Мира отложила в сторону вышивание, взяла в руки кокосовую лютню и ударила по струнам, а гегемон начал хлопать в ладоши и петь.

Моя сила так велика, что могу сдвинуть горы.
Мой дух способен накрыть море,
Однако боги отвернулись от меня,
Даже скакун сбился с пути.
Что мне делать, моя Мира? Что я могу сделать?

Дорожка слез пролегла по щекам Миры, глаза солдат, стоявших вокруг палатки, заблестели в свете факелов, и Рато поднял руку, чтобы смахнуть слезинку с ресниц.

А Мира тем временем запела под собственный аккомпанемент:

Нас окружают люди Дасу,
Песни Кокру разбивают наши сердца.
Как жаль, что ты не рыбак, мой король,
А я дочь такого же рыбака…

Мира замолчала, музыка стихла, но всем казалось, что песня продолжает звучать под завывания ветра.