– У них лошади, – сказал Хупэ. – Если мы попытаемся убежать, нас попросту растопчут, так что несколько человек должны остаться и принять бой, чтобы дать возможность уйти остальным.
– Верно, – кивнул Куни, немного успокоившись. – Я останусь с Фаем и Гатой, а ты забирай остальных и уводи подальше отсюда.
Хупэ покачал головой.
– Это не драка в таверне, Куни. Мне известно, что ты никогда никого не убивал и даже не учился владеть мечом, в то время как я служил в армии, так что остаться должен я.
– Но я командир!
– Не будь глупцом. У тебя в Дзуди жена, брат и родители, а у меня никого нет. Парни на тебя рассчитывают – ты их единственная надежда на спасение оставшихся в городе семей. Я верю в сон и в пророчество рыбы. Помни об этом.
Хупэ с оглушительным криком бросился на наступавших солдат, высоко подняв свой меч, вырезанный из сука дерева, потому что настоящий отдал Куни.
Рядом с Куни рухнул еще один воин, сраженный попавшей в живот стрелой.
– Мы должны отступить! Сейчас! – выкрикнул Куни.
Разбойники в тот же миг бросились прочь от каравана в сторону гор и бежали не останавливаясь до тех пор, пока не стали подкашиваться ноги и нарушать дыхание.
Хупэ так и не вернулся.
Куни сидел в своей палатке и отказывался выходить.
– Вам нужно хоть чего-нибудь поесть, – в который уже раз сказал Ото Крин, которого Куни спас от огромной белой змеи.
– Уйди.
Оказалось, что разбойничать гораздо труднее, чем об этом пели барды и рассказывалось в баснях Фиджи. Люди погибали из-за его непродуманных решений.
– Пришли новые люди, желающие присоединиться к нашему отряду, – сказал Ото.
– Скажи, чтобы уходили, – пробурчал Куни.
– Они не уйдут до тех пор, пока не увидят вас.
Куни пришлось выбраться из палатки. Солнце было таким ярким, что на мгновение ослепило и ему пришлось прикрыть покрасневшие от бессонной ночи глаза. Он пожалел, что у него нет кувшина с медом сорго, который помог бы погрузиться в забвение.
Перед ним стояли двое мужчин, и Куни сразу увидел, что у обоих нет левой руки.
– Помнишь нас? – спросил тот, что постарше.
Они показались Куни смутно знакомыми.
– Ты послал нас в Пэн в прошлом году.
Куни закрыл глаза и постарался вспомнить.
– Вы отец и сын. Из-за того, что не смогли заплатить налог, вас обоих забрали на принудительные работы. Тебя зовут Муру, ты любил играть в рамми, в две руки.
Как только произнес эти слова, он сразу о них пожалел. Стоявший перед ним человек больше не мог играть в свою любимую игру, и Куни стало не по себе – ведь он напомнил бедняге о его потере, – но Муру с улыбкой кивнул.
– Я знал, что ты запомнишь, Куни Гару. Возможно, ты и выполнял приказ императора, а я был твоим узником, но ты обращался со мной так, словно мы друзья.
– Что с вами случилось?
– Мой сын разбил статую в Мавзолее, и ему отсекли левую руку. А когда я попытался объяснить, что это получилось случайно, они отсекли руку и мне. После того как год нашей работы закончился, нас отослали обратно, но нас никто не ждал: моя жена умерла от голода той зимой.
– Я сожалею, – сказал Куни и подумал о тех, кого отправил в Пэн за прошедшие годы.
Конечно, он хорошо с ними обращался, пока они находились под его началом, но думал ли когда-нибудь, на какую судьбу их обрекал?
– Нам еще повезло. Многие не смогли вернуться.
Куни вяло кивнул.
– У вас есть право сердиться на меня.