После полудня Кайдлтхэ заглянула на один из хуторов. Всадники перешли на лёгкую рысь, глядели в оба, опасаясь засады. На этот раз всё прошло гладко. Крестьяне не проявили невиданного хлебосольства, но и не демонстрировали вражды или ненависти. Беседовали сдержанно, отвечали степенно, с достоинством. Даже серебро не вызвало улыбки на заросших лицах.
Удалось добиться малого. Местные рассказали о нескольких мелких бандах, шалящих в здешних краях. Сильно грабители не допекали, и до смертоубийств дело не доходило. О бунте в городе крестьяне слыхали, но не выказывали на сей счёт никаких суждений. К тем событиям хлебопашцы относились как к чему-то далёкому или вымышленному, почти сказочному, не имеющему никакого отношения к реалиям жизни. Вот когда напасть придёт в деревню, тогда и будет видно.
Путешественники закупили припасы и двинулись дальше. Кайдлтхэ по обыкновению не поблагодарила и не попрощалась. Не пристало светлой госпоже якшаться с чумазыми простолюдинами. Алексей не стал её упрекать. Говорить с ней на такие темы дело проигрышное. Промолчал, только вновь удивился тому, как судьба свела его с серокожей. Они такие разные, но какая-то сила тянет их друг к другу. Что нашёл он в высокомерной и холодной девице? А порой она казалась ему не только воплощением физического совершенства, но и вместилищем всех мыслимых добродетелей. Скорее всего, причина крылась в том нежном и хрупком чувстве, что он испытывал к изначальной, и пороки любимой непостижимым образом превращались в достоинства. Иногда, мучаясь приступами меланхолии, Алексей удивлялся собственному выбору. И следопыту в те минуты казалось, что он сделан вовсе не им, да только противиться чужой воле нет ни сил, ни желания.
Кайдлтхэ обходила тракты стороной, ведь все дороги вели в города. Одним богам ведомо, что сейчас там творится. Можно запросто угодить в лапы купеческой гильдии. Многолюдным просёлкам д’айдрэ предпочитала открытые пространства и леса. Но даже Алексей заметил, что в последнее время желающих отправиться в дальний путь по торговым или иным делам становилось всё меньше. И куда только подевались важные и осанистые купцы, дамы в пышных платьях, ремесленники в скромных нарядах, босоногие нищеброды в лохмотьях, крестьянские подводы, полные всякого добра? Нет былой многоголосицы и пестроты, виденной следопытом во время путешествия из Ромедера в Тамарвалд. Даже отряды наёмников и вольных стрелков как корова языком слизала. Обезлюдела империя. Каждый предпочитал опасностям дальней дороги надёжные городские стены.
И всё же Кайдлтхэ не хотела рисковать попусту, свернула в лес и пошла на запад. Алексей, в отличие от д’айдрэ, весьма посредственно представлял географию страны. Серокожая могла идти с закрытыми глазами, совершенно не рискуя заблудиться. Знания и чутьё редко подводили девушку. Вот только планами она не делилась. Едва ли в том проявлялось недоверие. Виной тому натура, противоречивая и непостижимая.
Алексей, разморённый жарой и утомлённый верховой ездой, время от времени впадал в полудрёму. Веки опускались сами собой, и всадник оказывался в нежных объятиях забытья. Он засыпал прямо в седле. Возвращаясь в реальность, вздрагивал, оглядывался по сторонам и замечал, как изменился лес. Теперь сосны чередовались с лиственными деревьями. Всё вокруг говорило о том, что путники двигались на юг. Лесная дорога мало чем отличалась от других, оставленных позади. Проложенная крестьянскими телегами, она наверняка вела в какую-нибудь деревню. Если так, то, возможно, выпадет удача заночевать под крышей над головой.
Мысли следопыта текли вяло, утопая в бесконечности времён, и, казалось, существовали помимо воли великого герцога. Алексей даже решил, это вовсе не его соображения, а он лишь подслушивает их. Так плавно несёт свои воды река, не обращая ровным счётом никакого внимания на рыбака или прачку.
Внезапно Кайдлтхэ остановилась, натянула поводья. Следопыт встрепенулся, враз позабыл о сне и усталости.
– Ты что-нибудь слышишь? – тихо, почти шёпотом спросила д’айдрэ.
– Нет, ничего. Только ветер шумит в ветвях и дятел где-то барабанит.
– Здесь кто-то есть… – Кайдлтхэ не договорила, резко развернула лошадь и понеслась назад, к опушке.
Алексей ничего не успел сообразить, только, повинуясь инстинкту, попытался нагнать серокожую. Орхидиас тревожно заржал. Деревья поплыли перед глазами, дробь копыт вторила ударам сердца.
Дорогу внезапно перегородил невесть откуда взявшийся всадник. Лошадь изначальной встала на дыбы. Девушка, одной рукой придерживая поводья, второй схватилась за меч. Из кустов выскочило с десяток вооружённых людей. Д’айдрэ замерла. Следопыт понял: битва проиграна, не начавшись. Пары секунд хватило осмотреться и оценить незавидность положения. Неприятный привкус появился во рту, предательский холодок пробежал по спине.
Под красно-белым сюрко[1] всадника виднелся пластинчатый доспех, на голове лошади, покрытой также красно-белой попоной, красовался до блеска надраенный шанфрон[2]. Пехотинцы с арбалетами наперевес, все как на подбор в жиппонах[3] красно-белых цветов. Только шоссы[4] и капюшоны с оплечьями и свисающими до пояса шлыками[5]
