Что смерть — это еще не конец, а лишь начало другого существования.
Тут Райли вспомнил о выбитой над входом надписи. И процитировал:
— «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся вдруг, во мгновение ока, при последней трубе; ибо вострубит, и мертвые воскреснут нетленными, а мы изменимся; ибо тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему — облечься в бессмертие». Первое послание к коринфянам, глава пятнадцатая, стихи пятьдесят первый — пятьдесят третий.
Дункан кивнул.
— Именно. Смертные должны облечься в бессмертие. Смерть превращает нас во что-то другое. Большее.
Но Райли так до конца и не понял его.
— Естественно, я вовсе не собираюсь спорить с апостолом Павлом, но при чем тут наша ситуация? Ты что, собираешься вскоре обрести бессмертие, так следует понимать? — полушутливо осведомился он.
— Да не я, — ответил Дункан. — Ангел. Баракель! Мы знаем, он уже однажды умирал. И доказательством тому является окаменевший скелет в камне. А отсюда вполне логично предположить, что, когда существо это умерло, духовная его природа отделилась от физической. Тело его умерло, но не душа, если вообще можно назвать это душой. И она продолжила свое существование в духовной реальности.
— Допустим. И что с того?
— Что, если, вернув ему тело, внешнее обличье, Варгас и его ученые нарушили равновесие между физической и духовной реальностями? Что, если душа ангела стремится объединиться с физическим его обличьем?
— Да какая, черт побери, разница?
— Наш ангел больше не является творением Господним. Созданием его божественной воли. Ему дали новую жизнь люди, простые смертные. А это, в свою очередь, означает, что в нем отсутствует то, что принято называть искрой Божьей, отмечающей все Божьи создания.
— И что дальше? — по-прежнему не понимал Райли.
— Вдумайся хоть на минуту! Он знает, что его унизили, можно сказать, надругались над самим его существом. Знает, что его лишили важнейшей ипостаси, присущей от природы, и что эта его, если угодно, искра Божья блуждает теперь неведомо где. И совершенно очевидно, что частичка эта обладает невиданной, огромной силой, хоть и меньшей, чем изначально, и Баракель это знает. Он знает это! Что бы ты сделал на его месте? — спросил Дункан и, не став дожидаться ответа, выпалил: — Ты бы пошел на что угодно, лишь бы вернуть себе эту утерянную частичку, верно?
Райли не стал спорить.
— Думаю, да.
— Так что вполне разумно было бы предположить, что наш ангел как раз и занят ее поисками, согласен?
Только теперь Райли догадался.
— И, занимаясь этими поисками, он и разнес все тут кругом, так?
— Да, пожалуй.
— Но каким образом… — начал было Райли.
— Откуда мне знать! — воскликнул Дункан. — И потом, не думаю, что здесь так уж важны подробности и вся механика. Конечный результат — вот над чем стоит задуматься.
— Потому что всякий раз, когда он пытается вернуть себе душу, находящуюся по ту сторону от реальности, он расшатывает, ослабляет границы, — подхватил Райли. — Позволяет потустороннему вторгаться в наш мир, смешиваться с ним. И пока что пробитая им брешь не так уж велика. Но чем дальше, тем больше будет она расширяться. И может наступить момент, когда все барьеры и границы не выдержат и рухнут. И потусторонний мир полностью смешается с нашим, реальным, в котором мы существуем…
— И это будет очень и очень плохо, — закончил за него Дункан.
Глава 26
РУКИ ЦЕЛИТЕЛЯ
Чуть позже, той же ночью, произошло следующее.
Ольсен проснулся, словно от толчка, — это Кейд задвигался рядом с ним в полутьме. В беглом свете фонарика он увидел, что
