двигателей стих; лишь изредка мимо с жужжанием проносились машины, и воздух на миг приобретал горький химический привкус.
Спустя еще пару часов они остановились. Ветер задувал в окно, подвывал в тишине. Сломались? Неисправность? I-45 погладила шершавый подлокотник. Спрашивать не стала – не хотела показаться надоедливой. Может, водитель просто хотел облегчиться.
Ей тоже не мешало сходить в туалет. И поесть – живот уже сводило.
Она задумчиво вжалась лбом в охлажденное климат-контролем стекло, прикидывая количество часов езды до Восьмой курии. Можно было потерпеть и поесть там. Дальше поймать другую попутку или продать ту безделушку, что осталась от матери, и пересесть на…
Сильные пальцы вцепились в волосы на затылке. Не успела I-45 опомниться, как оказалась лицом вниз. Нос уткнулся в ткань штанов.
– Нет! Что вы делаете?!
Взвизгнула застежка, что-то царапнуло по лицу. I-45 ударила локтем – куда-то попала, но точно не в водителя, – и закричала, когда ее ударили лбом о приборную панель. На миг увидела мелкие кнопки с неизвестными символами, экран с данными, красные и зеленые лампочки. Одна из них часто пульсировала, как жилка на шее…
Затем ее снова нагнули во тьму.
Тьма пахла лавандой.
Кровь теплой струйкой затекла в рот.
Боль затопила густой волной. И стыд вперемежку с паникой. Ничего не могла сделать.
Слишком слабая.
Слишком жалкая.
Стало душно, дурно, по телу пробежал ток. Мир растерял все звуки; их заменило пощелкивание, как хруст тараканьих лапок. I-45 вдруг почувствовала гибкую пластину имплантата в голове насильника – так явно, словно держала ее в руках. Пальцы кололо от сигналов, которые по ней бежали.
Такого с I-45 еще не случалось.
Она сжала кулаки, и водитель взвыл, словно его ударили. Приборы на панели машины запищали на разные лады, сменялись каналы радио, складывая безумную песню. I-45 вывернулась из захвата. Двинула локтем, но вместо потного лица попала в приборную панель. Локоть вспыхнул болью, за спиной щелкнуло, и в салон ворвался холодный ночной воздух.
Она оттолкнулась, выпала в пустоту за пределами авто и распласталась на песке. Едва успела увернуться, когда пятна сопел вспыхнули. Машина взлетела и выстрелила дальше по шоссе. Рев мотора стих вдали.
I-45 осталась в кромешной тьме.
Сумка. Сумка уехала вместе с патрицием, ларвы его забери…
I-45 смяла пальцами песок и шумно исторгла остатки заводского обеда. Тыльной стороной ладони вытерла слезы, смешав их с кровью и слюной, и отключилась.
Энцо наткнулся на девчонку случайно. Отлей он парой сотен шагов севернее или южнее по шоссе, она так бы и вялилась на солнце. Лежала лицом вниз, раскинув руки с худыми, похожими на птичьи лапы пальцами. Вся белая, словно морозом крио выстуженная. Длинные волосы смешались с пустынной пылью, футболка в крови, локти ободраны, а на шее, под затылком… Он присел, подцепил волосы сухой палочкой и отвел их в сторону.
Как и думал, на шее темнел выбитый номер.
«I-45—10».
Мертвая баба. Чего только не найдешь в пустыне.
На всякий случай он приложил пальцы к белой шее и сел от неожиданности, когда девчонка подскочила и замахала кулаками. Энцо даже испугался за ее здоровье. Так можно было и плечо вывихнуть.
– Эй, эй, остынь! – Он поднялся и отряхнул зад. – Не собирался я ничего делать. Уймись.
Лицо I-45 опасливо вытянулось; на лбу и под носом тоже засохла кровь, на скулах темнели синяки. Губы по-детски пухлые, бантиком. Кость тонкая, как у богатых девчонок с верхних уровней. И странный взгляд. Энцо шагнул в сторону, и I-45 повернула голову следом, распахнув глазищи с прозрачными ресницами. Она как сквозь него смотрела.
