Расслабиться… это слово звучало так сладко, что я, недолго думая, выхватила флакон и выпила до дна. Вкус оказался приятный, как у южной красной ягоды. Зелье было горячим, по всему телу распространились волны тепла. Тепло зарождалось в груди, отдавая слабостью в ноги и руки. Мне уже было хорошо и, если честно, не нужно было даже Герберта.
Он покрывал поцелуями плечи и шею.
– Сейчас я кое-что тебе покажу. Не бойся.
Одним легким движением мужчина переместил меня на центр кровати. Руки поднял вверх. Я ощутила веревку на запястьях, удивленно вскинула брови, но натолкнулась лишь на усмешку Герберта. Хорошо… игра так игра.
Глаза оказались завязаны шелковым шарфом. Все вокруг погрузилось во тьму. Ощущения обострились в несколько раз. Я чувствовала, как огнем горит все тело, а прикосновения отзываются сладкой болью. Я чувствовала обнаженной спиной покрывало, расшитое аларданскими нитями, ощущала руками прохладу темного дерева.
– Боишься?
Герберт провел рукой по моей коленке, тело охватила дрожь.
– Знаешь, почему мне это нравится? Женщины очень любят обманывать себя. Вы боитесь быть беспомощными и не осознаете, что, в сущности, беспомощны в любом случае.
Я ощутила прикосновение прохладного материала… не смогла определить какого именно. Кожу на бедре обожгло ударом, и сразу же – поцелуем. Я дернула веревки, но узел был слишком крепкий. Герберт ласково погладил меня по животу, призывая успокоиться.
– Ты ведь веришь мне, – бархатистые нотки в голосе стали глубже. – Веришь, что я не причиню тебе боли.
Новый удар обжег кожу, но с каждым новым касанием я чувствовала, как отзывается все тело. Чем больше проходило времени, тем сильнее наслаждение смешивалось с болью. Руки Герберта ласкали, умело находя чувствительные места. В какой-то момент я отключилась. Тело еще что-то чувствовало, в сознании было пусто. Темнота рассыпалась яркими звездами, удовольствие накрыло с головой. Из этого омута я уже не выбралась.
После, когда за горизонтом уже занимался рассвет, а небо из черного превращалось в синее, Герберт осторожно наносил зелье мне на ноги и плечи. Каждое движение мужчины было осторожным. Излишне осторожным – мне не было больно. По крайней мере так, как он думал.
– Злишься? – долго всматриваясь в мое лицо, спросил он.
Внутри было пусто. Так пусто, как никогда не бывало после ночей с ним. Эта пустота пугала больше красных следов.
– Нет, – ответила я. – Не злюсь.
– Я не хотел тебя сразу пугать своими… предпочтениями. Не сдержался. Прости.
– Я должна идти.
Он не удерживал меня, но старался продлить касание рук. Я с трудом застегнула платье, руки слушались очень плохо, и немного кружилась голова. Просто небольшой побочный эффект зелья. Мне бы в ванну, да немного поспать, но Кристалл наверняка попросит спуститься к завтраку. Впрочем, осунувшийся вид никого не удивит – с началом болезни отца в доме редко кто сиял благополучием.
– Ты придешь завтра? – настиг меня голос Герберта.
– Приду, – как послушная девочка ответила я.
И в этот миг сама себя таковой считала.
Дом спал. Кайла ушла последней, и были моменты, когда я думала, что сестра останется в гостиной до утра. Но все же дверь ее спальни закрылась, и я, выждав полчаса, вышла. Ноги утопали в ковре, и моих шагов не было слышно. Я держала дорожную сумку, как утопающий держит спасательный круг. По сути, она им и была. И сейчас я отчаянно пыталась выплыть.
Мне чудом удалось не смотреть в сторону мраморной спальни. А вот на часы я взглянула. Герберт ждет… еще минут десять он будет думать, что я опаздываю, а потом… решится ли он пойти меня искать? И если да, то догадается ли? Меня тошнило при мысли, что я не успею уехать из Хейзенвилля прочь.
Размышляя об этом, я не заметила, что дверь отца открыта. Совершенно неосознанно я повернула голову и вздрогнула, встретившись взглядом с папой. Сначала я подумала, что он мертв. Но потом его голос вернул меня к реальности.
– Кортни… подойди.
Он понял. Несомненно, он все понял, ведь болезнь уничтожала тело, но не разум.
– А ведь он тебя ждет, – к моему удивлению, произнес отец.