Впрочем, муж и без нее понял, что настала пора начинать торжество, сказал что-то скифам. Послы бросили ковш в почти уже опустевший бочонок, ушли в центральный шатер. Волос же направился к украшенному ракитовому кусту. Здесь супруги встретились, взялись за руки.
Степные послы торжественно вышли из шатра – старший из них нес в сложенных ладонях небольшой огонек. Опустившись на колени перед заготовленной кучей хвороста, скиф зажег от спрятанной в руках лампады нижние ветви, и пламя с громким хрустом стало разбегаться во все стороны, быстро обращаясь в ревущий огненный столб, дохнувший жаром далеко в стороны.
Орей наконец-то добрел до родителей.
– Молодец, сынок, – похвалил его Волос, взял за плечи и поставил перед собой.
– Где она, мама? – через плечо оглянулся на Макошь паренек.
– Жаждешь испытать силу моего гнева?! – скрипнула зубами богиня. – Молчи и делай, что положено!
– Я хочу ее видеть!
– Заткни свой рот, щенок! – сжала кулак правительница. – Токмо попробуй ослушаться! Изведу!
– Вы о чем? – удивился Волос, но ни жена, ни сын ему не ответили.
Между тем пламя костра внезапно обрело формы человеческого тела, мелко задрожало и выпустило из себя женщину в длинном платье с очень широкой юбкой. Правильные черты чуть продолговатого лица, зеленые глаза, высокий золотой кокошник с самоцветами на прямых волосах соломенного цвета… Все бы ничего – вот только из-под просторной юбки то и дело выглядывали глазастые головы крупных гадюк, что несли на себе тело праматери всех скифов.
С собою, обнимая, Табити вывела из огня невысокую девушку лет пятнадцати. Несчастная приволакивала кривые ноги, загнутые ступнями внутрь, лицо ее покрывало множество темных пятнышек, подозрительно смахивающих на чешуйки. Похоже, что слухи о «красоте» Ящеры, дочери богини Табити, истину ничуть не преувеличивали. Но как бы то ни было – она являлась богиней, мало уступающей матери в своей силе.
Скифы, все как один, опустились на колено и склонили головы.
– Мир и богатство дому сему! – произнесла праматерь воинственных степняков. – Пусть будут покойны его ночи и обильны чресла его обитателей!
– Мира и мудрости тебе, великая богиня Табити! – ответствовали ей Волос и Макошь. – Благодарим тебя за добрые слова и щедрые пожелания, да воплотятся они в жизни нашей. Какой добрый случай привел тебя к нашему порогу?
– Хожу с сокровищем великим, добрые хозяева. Ищу ему приюта, прочной крыши и горячего очага, ибо мне богатства сего уже не удержать, самой не приумножить.
– Есть у нас и сторож добрый, великая богиня, и крыша крепкая, и очаг горячий, – ответил скотий бог. – Да токмо разве сокровище не в амбаре прячут, не в сундуках хранят, не в погребах укрывают?
– Истинное сокровище не в темноте страж мудрый держит, а всего себя ему посвящает, губами своими греет, лаской ладоней тешит, дыханием нежит и за то радость великую имеет и прибыток таковой, что златом и стадами измерить не получится.
– Найдется у нас страж зело старательный для сокровища такого, – пообещала гостье Макошь. – Глаз ни на миг не отведет, из объятий ни на миг не потеряет. Днем налюбуется, ночью согреет. Отдай свое богатство нашему сторожу, он его приумножит!
– Посулы сии заманчивы, да есть ли в них правда? Покажите нам стража сего! Может, сокровище и согласится…
– Стражу сему Орей имя. – Волос положил ладонь на плечо сына и чуть подтолкнул его вперед. – Он готов ценность великую холить и беречь.
– Экий славный воин сторож Орей, – улыбнулась одними губами змееногая Табити. – Пойдешь ли ты в его сокровищницу, драгоценная моя Ящера?
– Пойду, матушка, – проковыляла на два шага ближе к пареньку невеста.
– А ты, сын мой Орей, примешь ли столь великий дар от гостьи нашей, великой Табити? – спросил Волос.
Паренек снова глянул на Макошь, одними губами спросил:
– Где она?
Богиня богатства в ответ сделала большие глаза, стиснула зубы и кивнула на гостей.
Орей оскалился, повернулся к женщинам и решительно мотнул головой:
– Нет, отец, не приму! Пусть обратно свое чудовище забирает!
Над наволоком повисла гнетущая тишина.
– Мама? – жалобно выдохнула юная девушка, обернувшись к родительнице.
– А-а-а-а!!! – утробно взревела Табити, вытянула руку, и глаза ее сверкнули. Послышался треск, появился сухой запах, словно от
