Маг кивнул собственным мыслям и снова заговорил:
— Должно было быть три жертвы, верно?
Он узнал об этом только по тем знакам, которые я сумела вспомнить? Удивительно…
Сердце застучало часто, суматошно, словно я стояла на краю пропасти и смотрела в бездну, одно неосторожное движение — и можно легко сорваться вниз. Я сделала первый глоток бренди, горло обожгло.
— Да, в том доме жило три человека… Но убили только двоих. Третьего не было в ту ночь в доме.
Паскаль удовлетворенно хмыкнул.
— Не повезло…
Кому? Мне или убийцам?
— Что ж, инспектор, подозреваю, что эти два преступления действительно связаны. Дело в том, что
То есть этому
От одной мысли об этом хотелось выть от боли и отчаяния. Почему моя семья стала разменной монетой в играх некромагов? Почему? Это же просто несправедливо…
— Официально наша братия отреклась от такого рода колдовства. Книги демонстративно сжигались, уничтожались лаборатории… Вот только знания остались с нами, тайные знания, самые черные, те, из-за которых нас веками боялись и ненавидели.
Голос старого мага звучал глухо, пугающе, словно со мной из могилы говорил мертвец.
Оторопь и отчаяние понемногу переплавлялись в страх.
— Сейчас все видят лишь что-то… относительно безопасное, приемлемое и даже полезное, — с кривой усмешкой продолжал рассказывать мне Бенуа Паскаль. — Жалкий огрызок былого могущества. На протяжении всего существования нашего искусства мы, некромаги, пытались не просто подчинять себе мертвую плоть… Мы стремились поработить саму смерть.
Глаза бывшего декана сияли отблеском то ли безумия, то ли прежнего могущества. Мне удобней было верить, что все же первый вариант соответствует истине, а никак не второй.
— Однако в результате вашу лавочку прикрыли, — со злостью отрезала я. — И были годы гонений, костры… и никакая власть над смертью особо не помогала.
Пожилой мужчина тепло и снисходительно улыбнулся.
— Нас покарали вовсе не живые, инспектор. Некромагия достигла пика своего могущества, никакие костры не пугали… Нас наказала сама смерть, сила, которой мы служили и которую пожелали посадить на поводок.
Плечи мага опустились, словно бы им овладела сильнейшая скорбь. А потом он взял свой бокал и осушил его до дна.
Если он жалел о том, что делали когда-то с его коллегами, то разделять чувства мага я совершенно не собиралась. Туда им и дорога.
— Смерть — это обратная сторона жизни, — тихо произнес Паскаль, а потом его голос вновь обрел силу. — Они должны находиться в равновесии, а если слишком сильно и слишком самоуверенно вмешиваться в дела одной из сил, то баланса ожидать сложно. В Черный век, век, когда некромаги достигли апогея своей власти и разом потеряли все, равновесие в мире оказалось нарушено. И колдунов древности покарали за их гордыню и упрямство. Смерть посмотрела на них слишком пристально… И все эти мастера своего дела гибли один за другим. Кому-то удалось протянуть чуть дольше, оградив себя сетью защитной магии, такие умельцы успели передать свои сокровища знаний молодым неофитам, а те, в свою очередь, затерялись среди людей и, до поры до времени, не заявляли о своем присутствии.
Черный век… Время, когда мастеров смерти убивали безо всякой жалости, как выпалывали сорняки на поле. Спустя пятьсот лет, в мое время, о тех временах говорили со смесью стыда и недоумения. Уничтожили едва ли не под корень одну из самых древних и самых развитых магических наук, заодно подчас доставалось и магам, которые к некромагии не имели никакого отношения…
У людей короткая память. Спустя несколько веков магов смерти уже понемногу начали романтизировать как этаких борцов за идею, за научный прогресс… Пробиться на факультет некромагии, даже обладая нужными задатками, мог далеко не каждый: слишком большой конкурс. Я сама, пусть и относилась к этой специальности с предубеждением, прежде не понимала, зачем было убивать этих злосчастных магов.
Но, если верить словам профессора Бенуа Паскаля, уничтожать некромагов стоило, причем куда тщательней, чем в Черный век. Чтобы даже упоминания о них остались только в энциклопедиях.