контролировать пустoты была решающим фактором в нашей войне с тварями. После процедуры стало ясно, что он их больше не контролирует и его второе зрение стало мутным. Я слышал, что вскоре после этого он навсегда покинул странный мир. Он опасался того, что будет представлять опасность для своих друзей, вместо того, чтобы им помогать. Он чувствовал, что уже не способен их защитить.
Я перевел взгляд на Эмму. Она с непроницаемым лицом смотрела в пол.
– Неудавшийся эксперимент – это обычное дело, – произнес Бентам. – Это одно из условий научного прогресса. Но о том, что случилось с твоим дедушкой, я буду сожалеть до конца своей жизни.
– Вот почему он ушел, – произнесла Эмма, поднимая голову. – Вот почему он уехал в Америку. – Она обернулась ко мне. Вместо гнева на ее лице читалось понимание и облегчение. – Ему было стыдно. Он так и написал в одном из писем, но тогда я этого не поняла. Он стыдился того, что перестал быть странным.
– У него отняли его дар, – кивнул я.
Я тоже получил ответ на свой вопрос – как пустoта могла победить дедушку в его собственном дворе. Он не выжил из ума, слабым его тоже нельзя было назвать. Но к этому моменту он уже много лет, как утратил способность защищаться от пустот.
– Это не то, о чем тебе надо сожалеть, – вмешался Харон, замерший у двери со скрещенными на груди руками. – Одному человеку не под силу победить в той войне. Хуже всего было то, как твоей технологией воспользовались твари. Ты создал предшественника амброзии.
– Я пытался расплатиться по своим долгам, – произнес Бентам. – Разве я тебе не помог? А тебе? – Он посмотрел на Харона, а затем перевел взгляд на Матушку Пыль. Я догадался, что она, подобно Харону, тоже когда-то принимала амброзию. – Я долгие годы мечтал о возможности попросить прощения, – продолжал он, оборачиваясь ко мне. – Каким-то образом загладить свою вину перед твоим дедом. Вот почему все это время я ожидал его появления. Я надеялся, что он захочет со мной повидаться и я сумею изыскать способ восстановить его талант.
Эмма засмеялась:
– После того, что вы с ним сделали, вы думали, он еще захочет иметь с вами дело? – с горечью в голосе произнесла она.
– Я считал, что это маловероятно, но не переставал надеяться. К счастью, искупление бывает разным. В этом случае оно пришло ко мне в облике его внука.
– Я здесь не для того, чтобы даровать вам искупление, – заявил я.
– И тем не менее я твой должник. Если я могу что-то для тебя сделать, тебе стоит только попросить.
– Просто помогите нам вернуть своих друзей и вашу сестру.
– С радостью, – ответил он, похоже, испытав облегчение от того, что я не попросил о большем или не начал на него орать.
Я все еще был на это способен. У меня шла кругом голова, и я пока не определился, как мне следует реагировать на все услышанное.
– А теперь, – снова заговорил Бентам, – давайте решим, как мы будем действовать дальше…
– Можно нам с Джейкобом немного посовещаться? – спросила Эмма.
Мы вышли в коридор, чтобы поговорить наедине. Уходить далеко от пустoты я по-прежнему не решался.
– Давай вспомним все ужасы, за которые несет ответственность этот человек, – предложила Эмма.
– Давай, – согласился я. – Во-первых, он создал пустoты. Хотя и непреднамеренно.
– Но он это сделал. Кроме этого, он создал амброзию и отнял силы у Эйба. Во всяком случае, большую их часть.
Непреднамеренно. Я едва удержался, чтобы не произнести это вслух. Но речь шла вовсе не о намерениях Бентама. Я знал, куда она клонит: после всех этих открытий я начинал сомневаться в том, что стоит вверять ему наши судьбы и судьбы наших друзей. Или участвовать в его планах. Возможно, он искренне хотел нам помочь, но список его достижений и в самом деле ужасал.
– Можем ли мы ему доверять? – спросила Эмма.
– У нас есть выбор?
– Ты не ответил на мой вопрос.
Я на мгновение задумался.
– Думаю, что можем, – наконец произнес я. – Я только надеюсь, что он израсходовал весь запас своего невезения.
– СКОРЕЕ СЮДА! ОНА ПРОСЫПАЕТСЯ!
Крики донеслись из кухни. Мы с Эммой распахнули дверь и увидели, что все забились в угол и в ужасе смотрят на сонную пустoту, которая попыталась сесть, но сумела лишь привалиться к краю раковины. Никто, кроме меня, не видел ни ее открытого рта, ни безвольно свисающих на пол языков.
