бьете наотмашь, не давая пощады. Хорошо, я отвечу. Я даже не стану вспоминать, что ваш брат, рискуя собой, спас меня из ловушки. Жизнь важнее свободы, понимаете? Свободу можно вернуть позже, а жизнь не вернешь. Если выбирать, от чего спасать — от смерти или от плена — я выберу спасение от смерти. Поэтому я нашел вас, а не способ вывести на волю детей Сарын-тойона. Извините, я так устроен...
— Где?
Где устроен, думаю я. И правда, где?
— Я покажу, — отвечает Баранчай. Но вместо того, чтобы показать свое устроение, заходит с другого бока: — Здешний вход в Нижний мир вы, уважаемый Нюргун, завалили. Надо в объезд...
— Долго. Где?!
— Нижний край оси миров. Вы помните столб?
Я чуть с вороного не соскочила. Знаете, как Нюргун помнил? Столб, а? У меня вся спина заледенела, вот как. Так помнить нельзя, так лучше с обрыва на камни. Я бы, наверное, и соскочила, и в метель бегом, сломя голову, да Нюргун меня придержал. Обнял левой рукой, и стало ясно: не отпустит.
— Да. Не люблю.
— Ну, значит, в объезд.
— Нет.
— Почему же нет? Я укажу дорогу. Мы только завезем уважаемую Айталын к глубокоуважаемому Сарын-тойону...
— Нет.
— Там она будет в безопасности. Вы обязаны понять.
— Нет.
— Но почему?
— Обещал. Сказал: буду защищать.
— А уважаемому Юрюну вы ничего не обещали?
— Обещал. Сказал: зови, приду.
— Так что же вам теперь, разорваться, что ли?!
— Нет.
И тихо, уверенно:
— Жизнь важнее свободы? Нет.
3
Прошлое и будущее
Уверен, в рассказе о моей жизни уйма несообразностей, как, впрочем, и в самой жизни. Очень часто я поступал вопреки голосу разума, обстоятельствам или выгоде. Спой обо мне дедушка Сэркен, и слушатели забросали бы его конским навозом. Вот и сейчас вы вправе спросить — да что там спросить? Воскликнуть: «Как же так? Мерзкая старуха бьется с невестой боотура, а боотур стоит столбом?!» Возмутиться: «Чудеса! Мерзкая невеста бьется с героической нянюшкой, защитницей боотура, а боотур уши развесил?!» И наконец, вы можете прибегнуть к убийственному доводу: «На глазах у боотура идет бой, а боотур не вмешивается? Ври больше, парень!»
Что я отвечу вам? Что не умею врать?
Да, бой. Да, на моих глазах. И я остался усохшим, пальцем не пошевелил — и даже не закричал, пытаясь разбудить Уота. Мне стыдно называть причину такого поведения, но я все-таки произнесу это слово вслух.
Страх.
Не за себя, нет. Ввяжись боотур в драку, и страху за себя не осталось бы места. Мне было страшно, потому что я не знал, на чьей стороне стану драться. Вступлюсь за старуху Бёгё-Люкэн? Горой встану за Чамчай? Если я не знал этого сейчас, за шаг до
