На распутье
Влада отчетливо помнила последние секунды перед тем, как родители сообщили ей о разводе. Детская память словно сделала прощальный снимок: папа стоит посреди комнаты, рука за руку, синие глаза задумчивы и печальны. Рядом – мама, потухшая, неживая, смотрит в пол. В комнате царит полумрак, оранжевый свет настольной лампы отражается в дверце секции и хрустальных рожках люстры. Над родителями нависают большие, на полстены, тени.
Следующее воспоминание – она лежит на кровати, глубокая ночь. По квартире раздаются шаги, хлопают дверцы шкафчиков. Когда звуки на время замолкают, наступает такая оглушительная тишина, что, кажется, лопнут барабанные перепонки.
Наутро папа ушел, а мама закрылась в комнате с зашторенными окнами и не выходила оттуда почти три недели. Она лежала на кровати, тихо, неподвижно, никого к себе не подпуская. Ей было плохо настолько, что известие об отлете папы в Америку ничего не изменило.
За это время Влада научилась готовить, оплачивать коммунальные счета и принимать сложные решения. Она перевелась из гимназии в ближайшую школу, устроилась фотокорреспондентом в заводскую газету и отказалась от дальнейших попыток восстановить отношения с Аркаевыми. Удаляя из почтового ящика электронные адреса Илоны и Марка, она чувствовала во рту такую горечь, словно у нее начал выделяться яд.
Дни проходили одинаково. Утром Влада училась, потом – работала, а когда темнело – бежала к маме, чья комната, мрачная, влажная, с густым неподвижным воздухом, напоминала кокон, в котором человек трансформируется в иное существо.
Это было тяжелое, беспросветное время, но и оно лечило. Через месяц мама вышла на работу, а через четыре – привела в квартиру другого мужчину и попросила называть его папой. Влада заперлась в детской. Ей хотелось кричать. Но как кричать в квартире многоэтажки? Все, что она могла сделать, – забиться в угол и рыдать. В тот вечер Влада поняла: ее жизнь больше никогда не будет прежней, даже похожей на прежнюю.
Тем временем второй «папа» сменился третьим, третий – четвертым, четвертый – пятым, и этот пятый оказался самым мерзким. Он был невысокого роста, плотный, с белой дряблой кожей. Мысленно Влада называла его Опарышем – но никогда вслух: в отличие от других «пап», этот вызывал у нее не только отвращение, но и страх.
Он вставал не раньше полудня, запивал завтрак коньяком и уезжал с другими Опарышами на сверкающем черном джипе. Обычно «папа» возвращался после полуночи. Но однажды он объявился раньше.
Влада поняла, что не одна в квартире, только когда дверь ванной приоткрылась, и в мутном стекле душевой кабинки нарисовалось красное пятно шелкового халата. Под ложечкой больно кольнуло. Влада обеими руками сжала насадку для душа и стальным голосом попросила Опарыша уйти, но он не шелохнулся.
– Только скажи, какова была вероятность, что распространители религиозной литературы позвонят в нашу дверь так вовремя?! – впервые в жизни кричала на маму Влада.
– Хватить врать! Это твой папа бросил тебя – не я! И нечего выживать из дома каждого, кто не носит его фамилию! – вопила мама.
После той истории Влада стала всегда запирать за собой дверь. А еще купила швейцарский нож – такой маленький, что его не было видно в зажатом кулаке, и такой острый, что он мог перерезать летящий волос, как самурайский меч. Влада постоянно носила нож при себе: на цепочке, в потайном кармашке или кармане джинсов. Но это были лишь временные меры: она мечтала сбежать.
Шанс представился, едва ей исполнилось восемнадцать. В августе, окончив первый курс Санкт-Петербургского государственного университета культуры и искусств, Влада поехала отдыхать в Румынию. Симпатичный парень Джордже Александру, высокий, с тонкими, почти женскими чертами лица, увидел ее, выходящей из моря, и смог произнести только одно слово: «Blue». Натуральная блондинка с васильковыми глазами – конечно, она его покорила.
Оказалось, Джордже двадцать восемь. Он окончил школу Британского совета в Италии, получил высшее образование в университете ресторанно-гостиничного бизнеса и открыл в Бухаресте собственный ресторан итальянской кухни. Словом, он тоже ее покорил. Иногда, глядя, как Джордже сосредоточенно просматривает деловую переписку, разложенную прямо возле них, на песке, Владе казалось, что она испытает к нему нечто большее, чем симпатию.
Она переехала в Бухарест через два месяца. Сняла квартиру, наняла репетитора по румынскому, и они с Джордже начали собирать документы для ее перевода в Бухарестский университет.
Джордже пропадал на работе с утра до ночи, а Влада, подучив язык, стала путешествовать: сначала по окрестностям, затем по всей стране – и фотографировала, фотографировала… У Румынии необычная аура, там столько всего намешано: и диковатость, и страсть, и тоска, и тревога. Фотографировать эту страну – бесконечное удовольствие. Влада пробовала разные способы съемки,
