За прозрачными стенками пузырька перекатывалось что-то эфемерно-белесое.
— Концентрированное безвременье, — пояснил Седой. — Объема хватит, чтобы заполнить помещение до ста квадратов. — Александр взвесил бутылочку в руке и убрал в карман брюк. — Найди его, погрузи в
— Почему я?
— Ты хотел этого с вашей первой встречи, — Кирилл вернулся в кресло и взялся за бокал, — считай это подарком. К Рождеству! — очередной глоток.
Вестник ушел. Мы молчали. Он пил. Я смотрела. Прискорбно, встречаются два некогда близких человека, а им даже не о чем поговорить.
— Он хотел меня убить, — вырвалось у меня, взгляд скользнул по телам у двери.
— Не оправдывайся, — Седой поморщился, — плевать мне на его желания. Он нарушил приказ, а значит — мертв.
Я вздохнула и попыталась встать. Демон задумчиво наблюдал. Заморозка проходила, мышцы слушались, но все еще хрустели, как тонкий наст под ботинками. На самом деле я знала, что это скорее не звук, а ощущение, я его не слышу, я его чувствую. Я оперлась о кожаный бок и медленно выпрямилась. Терпимо.
— Из Юкова нет вестей? — спросила я.
Кирилл не ответил, вместо слов от виска вниз по скуле зазмеилась светло-серая чешуя, зрачок стал узким и вертикальным, волосы уплотнились, становясь похожими на тонкие стальные иглы. Вестей не было. Он злился, что плохо. Молчал, что еще хуже. Пил, тут уж вообще лотерея.
В дверь тихонько постучали и не, дожидаясь ответа, открыли. На пороге, застенчиво улыбаясь, стояла карка. Женщина была прекрасна, иначе не скажешь. Глаза цвета теплого шоколада сверкали, улыбка делала ее почти школьницей, сияющая кожа, длинные распущенные волосы, легкие танцевальные движения. Она чувствовала предстоящую смерть и наслаждалась уже случившимся. Во взгляде, скользнувшем по телам, не было того плотоядного желания, что проскальзывало у Веника, в ее глазах была искренняя любовь к умершим и подарившим ей наслаждение.
— Хозяин, обед подан. — Она склонила голову.
Взмах рукой, и карка бесшумно исчезла.
— Обед? — не веря свои ушам переспросила я.
Седой повернулся, залпом выпил бокал, встал, снял с черной водолазки несуществующую пылинку.
Я уже и не помнила, когда в последний раз ела, блюда шеф-повара цитадели не возбуждали аппетита.
— Наши гостьи голодны, — произнес он, и от тихого шороха его голоса по спине побежали мурашки, — не будем их разочаровывать.
Кирилл подошел к двери и склонился над телом Ивана. Чешуйки на лице так и не исчезли, отчего его лицо, сохранившее черты того человека, которого я знала, стало неуловимо звериным.
— Возьми, — скомандовал он, указывая на атам.
Возражать вслух я не осмелилась, замотала головой, по примеру Майи спрятав руки за спину. Мы оба знали, ему ничего не стоит заставить меня. Но Кирилл отвернулся и взялся за нож сам. Ладонь обхватила рукоять. Раздался тихий треск, по бледной коже побежали голубые искры разряда, словно он взялся не за нож, а за оголенный провод. Седой встряхнул ладонь, тонкий слой обожженной кожи слетел с руки, осыпавшись горсткой пепла. Он сжал и разжал пальцы, рука зажила за долю секунды, чтобы тут же обрасти чешуей, точно такой же, как на лице, разве что чешуйки чуть шире и плотнее. Вторая попытка вышла удачнее, голубые искры все еще бегали по руке, атам еще сопротивлялся, но уже не причинял вреда, не мог.
Демон протянул мне раскрытую чешуйчатую руку с серо-стальными когтями, на которой лежал жертвенный нож. Я мотнула головой, не делая попытки приблизиться.
— Как знаешь, — прошептал он, отшвыривая оружие.
Проследив за его полетом, я заметила, что каменное лезвие изменилось. Оно больше не было иззубренным. Со светлого, похожего на малахит, камня исчезли все пятна. Жало Раады напилось крови и вернулось в мир, готовое отнимать жизнь. Целая кромка клинка сияла остротой и яркой прозрачной зеленью.
— Идем, — скомандовал Кирилл, и на этот раз я сочла за лучшее подчиниться.
Прекрасная стояла перед закрытой дверью в обеденный зал, элегантно постукивая носком остроносой туфельки по
