Призрачный двойник

Я вышла из гостиной, тихо прикрыв за собой дверь. В холле было холодно, он был окутан голубыми тенями. Пусто, одиноко, как у меня на душе. Поднимаясь по лестнице, я слышала у себя за спиной доносившиеся из гостиной приглушенные голоса.

Удивительно, но я по-прежнему ощущала ту связь, которая возникла между мной и Локвудом, когда мы прошлой ночью бежали с ним бок о бок, и весь мир вокруг нас словно перестал существовать. Она была, эта связь, была на самом деле, я ничуть не сомневалась в этом. В чем я сейчас по-настоящему сомневалась, так это в способности Локвуда более или менее полноценно удержать ее. Как только возбуждение схлынуло, и улеглась шумиха, он вновь замкнулся в своем холодном молчании, вновь отдалился от меня. Но меня это больше не устраивало. Мы с ним были ближе, чем ему казалось, и я заслуживала…

Так, а чего же я заслуживала?

По крайней мере, информации.

И если он не хочет делиться со мной нужной мне информацией, я ее добуду сама.

Оказавшись на лестничной площадке, я ни секунды не раздумывала. Сразу подошла к двери, взялась за ручку, которую столько раз видела, но не ощущала в своей ладони, повернула ее и зашла в комнату. Закрыла за собой дверь (первое правило, которому учат агентов: никогда не задерживайся на пороге) и прислонилась спиной к железным полосам, которыми дверь была обшита изнутри. Эти полосы удерживают все парапсихологические колебания внутри помещения. Глаза у меня были закрыты. Я ощущала прикосновение излучаемых посмертных свечением волн к своей коже — от них у меня начало пощипывать корни волос.

Какое сильное излучение. Буквально ощущаешь ее близкое присутствие.

Локвуд говорил, что она никогда не возвращалась. Но она была близко. Очень близко… Эхо разыгравшихся когда-то в этой комнате событий продолжало бушевать в ней, словно ледяное пламя.

Так что же здесь произошло?

Я открыла глаза. Почти темно. А я впопыхах, конечно же, забыла взять фонарик.

Свет в комнате я включить не могла (даже если бы он работал) просто уже потому, что кто-то мот тогда заметить пробивающуюся из-под двери яркую желтую полоску. Но сумерки еще не окончательно сгустились, и, кроме того, здесь было бледное, бледное сияние, висящее над матрасом. Я прошла к окнам, осторожно обогнув по пути кровать, и отдернула шторы.

Пыль и высохшая лаванда. Мне сразу захотелось закашляться.

Воздушные шарики на обоях, прикрепленные к пробковой доске открытки с животными — печальные воспоминания об умершей девушке. И, стоит заметить, очень странные воспоминания для девушки, которой уже исполнилось пятнадцать лет. Если только Джессика не засиделась в детстве, разумеется. Эти предметы стали реликвиями прошлого еще до того, как она покинула этот мир. На мебели, коробках, ящиках и букетах лаванды лежал густой слой серо-голубой пыли. Сколько же здесь коробок и ящиков! Только сейчас я впервые поняла, как много места занимают они в этой комнате. Так вот где Локвуд хранил все, что осталось на память о его семье — рядом, почти под рукой, но в тоже время подальше от глаз и, возможно, от собственной памяти.

Я не хотела многого. Хоть что-нибудь о сестре Локвуда или его родителях, чтобы попытаться понять его самого.

Когда Локвуд привел сюда нас с Джорджем, он упомянул о том, что где-то в выдвижных ящиках комода хранятся старые фотографии. Стараясь ступать как можно тише, я обогнула коробки и подошла к комоду. Я ни на секунду не забывала, что совсем рядом, под лестницей сидят Локвуд, Джордж и Холли.

Первый ящик заклинило, и я не стала выдвигать его силой, чтобы он не заскрипел. Второй до краев был набит маленькими картонными коробочками, самыми разными по цвету и по форме. Я наугад открыла одну из них. В ней на шерстяной подкладке лежала золотая цепочка с темным камнем. Его сестры? Нет. Матери? Я вернула цепочку на место, положила назад коробочку и осторожно задвинула ящик. Следующий ящик был набит одеждой. Его я тоже закрыла, еще торопливее, чем предыдущие.

Когда я наклонилась к последнему ящику, одно мое колено болезненно щелкнуло — я ударила его, когда прыгала с грузовика на грузовик. Ящик не хотел выдвигаться и оказался очень тяжелым. Я налегла, медленно вытянула его на себя…

Ящик был заполнен фотографиями.

Они лежали как попало, не разобранные ни по альбомам, ни по годам, ни по темам. Было заметно, что их сюда запихивали торопясь, утрамбовывая, обламывая уголки. Некоторые фотографии вообще оказались разорванными — те, что высунулись за край ящика. Другие смялись, многие лежали перевернутыми лицевой стороной вниз. Фотографии так сильно слежались, что почти слиплись в пласт, и при ужасном освещении почти невозможно было понять, что на них изображено. Но я все-таки разобрала, что