к северу, к двум внутренним морям, на берегу одного из которых стоял сказочно красивый город, потускневший и посеревший в пелене удушающего вечного ливня. И оттуда мне в душу смотрели синие глаза, большие, полные живой злости. Словно испугавшись страстного взгляда, я движением невидимых рук обрезал лучи своей силы, успевшие срастись с фиолетовыми потоками света. И болезненный удар в голову вышвырнул обратно, в комнату, где мой взгляд опять встретился с теплым ожиданием во взоре Асмиреи. Ходящая улыбнулась, и ее завораживающий голос пробился сквозь звон в ушах:
— Подумай, гость. Я готова продолжать, готов ли ты?
Все опасения, витавшие в моей голове прежде, словно корова языком слизнула! Я хотел было уже протянуть руки к жрице, чтобы продолжить тесное общение, но тут понял: ароматы комнаты больше не возбуждают меня ни на мгновение. Скорее даже наоборот. Возбуждение схлынуло без следа. Ходящая же почему-то с очень довольной моськой кивнула и сказала:
— А ведь ты уже привязан, малыш. Ты успел вернуть одно из своих крыльев одиночества, даже не заметив этого. Поздравляю.
Жрица встала на ноги и решительно похлопала в ладоши, прерывая сладострастные вздохи вокруг себя, после чего сказала в наступившей тишине:
— Тримурра приветствует тебя, моркот-анкх. Отныне ты и только ты решаешь, кто достоин твоего внимания в потоках слияния тел и душ. Да благословит тебя Аскалай скорой встречей со вторым крылом. Надеюсь, я увижу твой полет в чистом небе Кавана.
Все моркоты, пребывавшие в комнате, с диковатыми выражениями на ошарашенных лицах склонились в глубоком поклоне. Те, что не успели подняться или даже разлепиться, просто пофыркали себе кто куда. И спокойно продолжили увлекательное занятие. Я же в полном недоумении все еще был где-то далеко. Вспомнилась малышка Родерия… В груди возникло странное ощущение, полузабытое, теплое, щекочущее изнутри кожу. Слезы в злых синих глазах отозвались холодком — зачем? Что я хотел доказать, когда наказывал взбаломошную девчонку, воспитанную в высшем свете эльфийского двора? Для чего подчинил остроухую, совершенно не понимающую причин происходящего? Разве ей кто-нибудь хоть раз говорил, что она поступает плохо? Во мне шевельнулось что-то, отдаленно похожее на чувство вины. Но тут же спряталось за мыслью о том, что это не повод оставлять десятки, если не сотни несчастных изъятых в их сладких иллюзиях. Может быть, я и был не прав, когда растерзал энергетическое тело аристократки-насильницы. Но в этом мире еще много таких, как тот хвостатый ублюдок. И только ради этого стоило продолжать.
Я поднял вверх свои руки и уставился на ладони. Левая пульсировала красным светящимся круглым ожогом. Правая словно подернулась инеем, в котором синели сплетенные треугольники, создавая картинку, похожую на песочные часы. Голос Ходящей разорвал повисшую кисею нирваны:
— Синяя ветвь Тримурры признала тебя, черный. Завтра ты отправишься в город белого племени. Если и там ты пройдешь испытание, самое сложное из трех, то узнаешь все, что должен знать. И найдешь путь к своей правде и тропу к ее достижению.
Я услышал протяжный вздох большого существа и повернул голову на источник звука. Горотур смотрел на меня с бесконечным облегчением в глазах. Словно что-то мощное перестало угнетать его. Словно ему больше не надо нести непосильный груз. Так моя соблазнительность его все-таки доставала, что ли? Догадка бухнула по голове мягким молотом. Это что же получается? На мужиков тоже, что ли, действует? И его только сейчас отпустило?! И я все это время был рядом с потенциальной проблемой огромной силы и непомерной дури?! Ой, твою же кавалерию! И я с бесконечной благодарностью прошептал рогатому:
— Спасибо.
Тур лишь ухмыльнулся в ответ и демонстративно зевнул, вызвав у синих моркотов, не занятых сладким занятием, жгучий интерес к своим огромным клыкам.
Глава 5
БЕЛАЯ ЛЮБОВЬ СМЕРТИ
На третий день нового пути по древесным тропам к владениям племени белых моркотов на меня накатило. Обозначить состояние — слов не нашлось. Просто я вдруг понял, что окончательно потерялся в происходящем, словно маленький мальчик в огромном супермаркете на моей родине. Все время что-то происходило, толкало, тащило, ввергало в шок, в непонимание, в трогательно цветную шизофрению. Как будто меня подвесили посреди странного неба, нарисованного безумным художником,
