участвовать в его затее. Как бедный Гереон убеждал упрямую Лею, не представляю, но в результате своего все же добился. И получил положенную всякому благородному рыцарю награду — руку и сердце спасенной прекрасной дамы. Я лишь надеялась, что со своей обожаемой Леи императорский братец тоже взял клятву о непричинении вреда, которую принесла и я, ибо наша леди слишком горяча и в пылу ссоры покалечить может… случайно. В такие моменты от нее любому Вилорену нужно держаться как можно дальше… Ринн же, смеясь, посоветовал мне не беспокоиться о всякой ерунде: уж кто-кто, а Гереон Вилгош от любви голову если и потерял, то давно уже на место поставил. Что ж, с этим трудно было не согласиться.
Помимо прочего, некромант уладил дело с тиронским посольством, представив смерть Вердиша как наступившую вследствие злоупотребления ментальными способностями, ничуть не погрешив против истины, что и показала проверка. С Ивон получилось еще легче — блондинка прибыла сама по себе, а не в составе посольства; коллеге, вместе с ними посещавшему университет, Вердиш представил ее как свою проживающую в империи подругу и помощницу, а потому ее никто не хватился. В общем, дело благополучно замяли. И о моем в нем участии никто ничего не узнал… Даже родители, которые обрадовались моему возвращению домой и охотно поверили в то, что за долгую дорогу я как следует обдумала собственное решение и сочла его излишне поспешным и неразумным. И на этом фоне более чем благосклонно отнеслись к Риннару, явившемуся просить моей руки на следующий же день после того, как из столицы вернулся папа.
Подозреваю, после моего отъезда сюда родители сто раз пожалели, что столь опрометчиво отдали Ринну желаемое…
Дотащив лестницу до нужного места, я всерьез задумалась, возможно ли перевесить зеркала пониже. Рассчитывая оптимальные точки пересечения энергетических линий, я, не особо любившая теоретическую магию, наверняка учла не все варианты. Стоит обратиться за помощью к Ритте, она не откажет…
Подруга, узнав о моих планах насчет приграничья, назвала меня сумасшедшей и благословила на новые приключения, не забыв пожелать, чтобы я и сама головы не лишилась, и мужа раньше времени не угробила. Она с блеском окончила свой спецкурс, после чего ей предложили место на кафедре теормага. Незаметно Ритта стала правой рукой Элроя Вилорена; в каком-то смысле он теперь и в самом деле не может без нее жить, как ей когда-то и хотелось… И такими темпами, даст Творец, лет через двадцать милорд Вилорен все-таки позовет Ритту на свидание. Если у нее терпение не лопнет и она сама этого не сделает. А зная подругу, я не сомневалась, что ждать осталось недолго. Тогда-то и станет ясно, не зря ли она потратила столько времени и сил на непрошибаемого ректора… Впрочем, я, как и она, верила в лучшее. Ведь столь неординарное упорство должно вознаграждаться, не так ли?
Я смерила взглядом кусочек зеркала в тонкой железной рамке, прикрепленный к городской стене. Точно в месте, где сходились чувствительные магические потоки. Маленькие зеркала-осколки были связаны с зеркалом большим, овальным, чуть ли не в мой рост. Оно стояло на кухне нашего с Ринном домика, прикрытое отрезом тонкого льна, и светилось алым, когда угроза прорыва была наиболее высока. За месяцы работы я опытным путем выяснила, как именно нужно расположить зеркала-передатчики, как лучше настроить зеркало-приемник, и сейчас сбоев практически не было, а к прорывам чародеи оказывались готовы заранее. И, надеюсь, уже позабыли первые неудачные попытки, когда после каждой ложной тревоги не осыпали меня злыми шутками и насмешками лишь благодаря грозным взглядам Риннара.
Нет, пожалуй, без консультации с Риттой менять с таким трудом подобранное расположение зеркал не стоит. Подумаешь, высоко… Лестница мне в помощь! И брюки, удобство и практичность которых за эти полгода я оценила в полной мере.
Лестница, не разделявшая моего энтузиазма, скрипела и подозрительно шаталась, но разваливаться вроде не спешила, и я привычно добралась почти до верхней перекладины, протянула руку, чтобы поправить зеркальце… И оно затуманилось, притягивая взгляд, не давая ни отвернуться, ни закрыть глаза. Впрочем, ни того ни другого делать не хотелось — слишком уж заманчивой была показанная на сей раз картинка.
Тихий летний вечер, пронизанный косыми золотисто-алыми лучами клонящегося к закату солнца. Светлый просторный дом с ухоженным садом. Множество роз самых разнообразных цветов и сортов наполняют воздух нежной сладостью. На качелях, привязанных к толстой ветке крепкого дуба, сидит молодая женщина в белом платье, с убранными в простую прическу рыжими волосами, непокорные прядки которых щекочут белую шею и слегка присыпанные веснушками щеки. Отложив рукоделие, она тихонько раскачивается и с улыбкой смотрит на зеленую лужайку. Высокий темноволосый мужчина, сидящий прямо на изумрудной траве, с серьезным выражением лица расставляет в ряд игрушечных солдатиков. Мальчик лет десяти, весьма на него похожий, щурится, и солдатики оживают, уклоняются от пальцев мужчины, грозят ему крошечными мечами. Второй мальчик, младше брата года на два и отличающийся от него разве что отливающими на солнце рыжиной волосами, радостно хлопает в ладоши, а златокудрая малышка лет четырех, облаченная в пышное синее платьишко, смеется, словно звонкий хрустальный колокольчик.
Тающий смех смешался с затянувшей взгляд дымкой; я покачнулась, и коварная лестница все-таки завалилась назад…
