Чудовища там ожидаемо не обнаружилось. Зато обнаружились старые, пожелтевшие конверты без пометок, но запечатанные и не пустые, сплетенный из выцветших ниток браслет явно на детскую руку, почерневшее серебряное колечко и кулон. И он выглядел поразительно новым, словно попал сюда по ошибке. В серебре оправы-фонаря застыло янтарное пламя. Теплое, мерцающее, словно живое… Я вспомнила любимую мамину присказку о волшебном фонарике, развеивающем тьму будущего, и, поддавшись порыву, застегнула цепочку на собственной шее. Красивая вещица… И к глазам, уверена, идет. Не думаю, что мама станет возражать против моего самоуправства, но лучше ей не знать, где я нашла кулон. Придумаю что-нибудь… Обманывать, конечно, нехорошо, тем более родителей, но кому будет плохо от маленькой лжи?
Еще в ларчике, на самом дне, обнаружилась небольшая книжица. Янтарного цвета обложка, в правом верхнем углу — витиеватое, полустершееся тиснение; как я ни старалась, так и не смогла разобрать, что там изображено. Страницы книжицы оказались чистыми. Не книжица вовсе, но дневник? В котором не написали ни строчки… Я задумчиво погладила обложку, и почудилось, что она льнет к пальцам, согревается моим теплом…
Что за странные мысли лезут в голову!
Кому бы раньше ни принадлежал дневник, теперь он — ничей, а значит, я вполне могу взять его. Не то чтобы я вдруг возжаждала увековечить мгновения своей жизни, просто не захотелось оставлять славную вещицу здесь, в темноте и забвении.
Протяжный скрип нарушил тишину. Я соскользнула с подоконника и застыла, превратившись в слух.
Скрипели ступени лестницы. Кто-то поднимался сюда… Я успела погасить свечу прежде, чем дверь приоткрылась. Затаила дыхание, надеясь, что меня не заметят и не услышат, как сильно колотится сердце.
— Санни, ты здесь? — раздался голос отца. — Я сказал маме, что ты устала и спишь, так что не волнуйся, тебя не потревожат.
Я шумно выдохнула и, прихватив дневник, бросилась к выходу.
— Спасибо! — улыбнулась я уже за порогом.
— Пожалуйста, ребенок, — подмигнул папа и толкнул закрытую мной дверь. — Мне тоже нужно немного покоя, а в саду слишком холодно, — добавил он в ответ на мой удивленный взгляд.
Я тихо рассмеялась и хотела уже было спуститься, но не успела преодолеть и пары ступенек, как меня нагнал вопрос:
— Если бы случилось что-то действительно серьезное, ты ведь не стала бы молчать?
Я глубоко вздохнула, обернулась и сказала:
— Конечно же. Я помню, что не должна решать проблемы в одиночку, что у меня есть ты и мама… Но никакой проблемы нет. Уже нет.
— Моя маленькая отважная девочка, — с едва уловимой грустью улыбнулся отец. — Доброй ночи, Санни.
— Доброй ночи, — отозвалась я.
Маленькая отважная девочка… Признаться, я чувствовала себя просто маленькой, незначительной и незаметной, а вот отваги в моем сердце не было вовсе. В первый же день я спряталась от нежелательных разговоров — это ли признак смелости? А ведь впереди еще два дня, и их, увы, не получится пересидеть на чердаке, как бы мне того ни хотелось.
С этими мыслями я добралась до своей зефирной спальни, сняла надоевшее платье и, умывшись, легла в кровать. Белье пахло свежестью и едва заметно — розами; свив уютное гнездышко из подушек и одеяла, я почти сразу уплыла в блаженную страну грез.
Страну, где светит солнце, шелестят травы и умиротворяюще журчит река, чье ленивое течение влечет яркий венок, украшенный алыми лентами.
Мягкая травка щекочет босые ступни, и от этого на душе становится хорошо и легко.
Венок уплывает далеко-далеко, но его совершенно не жаль. Я точно знаю — он попадет в добрые руки. А еще знаю, что завтра будет дождь, хотя на небе нет ни облачка, и что нам лучше не ехать в город, потому что…
В следующее мгновение я лечу в воду, и она смыкается над моей головой; последнее, что вижу, — смутно знакомое лицо, склонившееся надо мной.
Проснулась я от собственного крика. Сердце колотилось у горла, мешая дышать, глаза жгли слезы. Но ведь ничего страшного я не увидела! Ничего… Или же я просто о чем-то забыла? О чем-то важном, изменившем мою жизнь…
Я узнала место — все-таки там прошло мое детство.
Я знала того, кто был в этом сне рядом со мной. Тигор Далларен, мой дедушка.
Но я совершенно не помнила тот день, хотя отчего-то не сомневалась, что он был не сном, а осколком воспоминания.
