— Прости? — озадаченно моргнула я, все еще пребывая под впечатлением от нарисованной в воображении картины.
— Я говорю, что все-таки повезло нам с наставницей! Никогда на произвол судьбы не бросит.
Это да. С этим я согласна. Именно ее голос я и слышала перед тем, как лишиться чувств. Мэтресса Ноллин оказалась в кабинете одновременно с деканом боевого факультета, что, по моему мнению, было крайне непредусмотрительно со стороны милорда ректора.
— У, как она кричала! — восторгалась Ритта. — Я сама слышала обещание закатать мэтра Росслина в кладку Надвратной башни!
Не сдержавшись, я фыркнула — совсем как Ритта. Или одна из отцовых лошадей… Просто представила нашу тоненькую как тростинка, невысокую наставницу против широкоплечего, высоченного декана боевых чародеев… Он ее одной рукой сломать может. Если захочет. Но мэтресса Ноллин за нас, своих подопечных, кого угодно порвать готова. И ни капельки не сомневаюсь — случись со мной что-нибудь посерьезнее, мэтру Росслину не поздоровилось бы.
— Ты подслушивала у ректорского кабинета? — выделила главное я.
— Ну… — смутилась Ритта. — Я беспокоилась о тебе!
Я лишь головой покачала. В беспокойство я, конечно, верила: Ритта девушка добрая и отзывчивая, вот только порой совершенно бестолковая. Причем бестолковость проявлялась вовсе не в учебе — уверена, что очень скоро в империи появится новое светило в области теоретической магии, — а в ее пылких чувствах к неподходящему человеку. Не подходящему именно ей, ибо во всех иных смыслах возлюбленный Ритты являл собой образец того, как в одном-единственном мужчине могут уживаться красота, острый ум, порядочность и благородство. Именно последние и делали мечту Ритты недосягаемой, ибо милорд Элрой Вилорен никогда не позволял себе лишнего в отношении студенток, а когда они позволяли себе лишнее в отношении ректора, безжалостно ставились им на место. Видеть этого никто, конечно, не видел, но слухи ходили. И, пожалуй, только они удерживали Ритту от опрометчивых поступков.
— Тебе не понять! — вспыхнула она под моим укоризненным взглядом.
— Куда уж мне, — пробормотала я рассеянно и поправила сползшую с плеч шаль.
Дождь окреп, осмелел и не только крал тепло снаружи, но и тянул его изнутри; хотелось сесть у зажженного камина, обхватить озябшими ладонями полную горячего чая чашку и смотреть на огонь… От вспыхнувшего перед глазами образа, в данный момент такого недостижимого, стало еще холоднее.
— У тебя и проблем-то, кроме как с учебой, никаких нет! — не успокаивалась Ритта.
Риннара Шаридена она за проблему, конечно, не посчитала.
— И дальше собственного носа ты видеть не желаешь! — сердито закончила подруга, поймав мой скептический взгляд.
— А там есть что-то интересное? — хмуро уточнила я, отодвигая подальше блюдце с искушающим шоколадом.
Если до Девичьего бала времени оставалось предостаточно, то бал в честь нового учебного года не за горами, и будет крайне обидно не влезть в заранее сшитое, одобренное матушкой платье.
— Там есть жизнь, Санни, — хмыкнула Ритта, схватив еще одну шоколадную дольку, и указала на подоконник, где в незамысловатой вазе чахло несколько веточек желтых хризантем. — Эдгар принес. Тебе, между прочим. Он и в лечебницу приходил, но его не пустили. Ну и что ты морщишься?
И действительно, что? Русоволосый, сероглазый, немного нескладный Эдгар Милейр, теоретик-третьекурсник, был весьма милым молодым человеком. Если судить со стороны. А Ритта именно так и делала, а потому искренне недоумевала, чего мне не хватает. Но это меня, а не ее в конце лета угораздило пойти с ним на прогулку, и это я, а не она прилагала все усилия, чтобы не уснуть, увязнув в патоке рассуждений Эда о высоких магических материях. А про то, что он умудрился понравиться матушке одним только обещанием проследить за моей успеваемостью, я и вовсе вспоминать не люблю. Как он намеревался это делать — другой вопрос, прояснять который я не собираюсь.
— Риннар тоже приходил, — лукаво улыбаясь, добавила Ритта. — Но ты спала, и я отказалась тебя будить. А он отказался говорить, зачем ты ему понадобилась.
У меня задрожали руки. Когда недобитый боевик жаждет с тобой встретиться, ни к чему хорошему это привести не может.
— Сань, ты чего побледнела? — забеспокоилась подруга. — Тебе плохо?
— Ри… Он меня убьет, — придушенно выдала я.
А Ритта вздохнула… и засмеялась. Я, не ожидавшая от подруги подобного поведения, взирала на нее круглыми от возмущения глазами.
— Как я и говорила, — удовлетворенно сообщила она, легонько щелкнув меня по носу, и я окончательно убедилась, что
