Мне уже не ответили.
Глава 7
Мой сын сказал бы, что это «подстава». Рэм бы, наверное, улыбнулся краешком губ и отметил, что я должна была бы это предвидеть. Сама я могла лишь обзывать себя дурой.
Милорд Верд ненавидел «подслащенное мясо» — как он выразился. При этом он с какой-то детской укоризной посмотрел на меня. Я понимала, что по большому счету не виновата. Но было тоже как-то обидно.
«Ну, погоди, — подумала я, мысленно обращаясь к поварихе. — Зараза!»
А в слух произнесла:
— Милорд, во избежание подобных недоразумений давайте составим…
Хотела сказать «пакт о ненападении», но осекалась. Скорее всего, женщины в этом мире так не говорят.
— Прошу вас, пойдемте в библиотеку, — поднялся он.
И я, сжимая в руках записную книжку и карандаш, отправилась за ним.
— А вы серьезно подходите к своим обязанностям, — рассмеялся он, внимательно посмотрев на меня.
— Я привыкла выполнять свои обещания, — хмуро ответила я.
Непонятно в этой ситуации было то, что сам вельможа не так уж и рассердился — скорее опечалился. Я, между прочим, злилась на нашу повариху и ситуацию в целом гораздо больше, чем он.
— Присаживайтесь. — Он кивнул на кресло возле камина, опустившись в соседнее. — Что вы хотели спросить?
Я осталась стоять перед ним, наблюдая, как он вертит широкое кольцо на указательном пальце левой руки. На кольце черными бриллиантами удивительно изящно был выложен грифон, распластавший крылья: как я уже знала, это был герб правящего дома Тигвердов. Только слева, уже алыми камнями, была проведена алая полоса — должно быть, знак того, что владелец этого герба незаконнорожденный.
— Миледи… Госпожа Лиззард…
Я поняла, что залюбовалась на длинные пальцы, что вертели кольцо, и потеряла всякую связь с реальностью. Мне стало неловко. Щеки полыхнули.
— И все же присядьте, — мягко сказал милорд Верд. — Я настаиваю.
Кивнула. Села. И проговорила, хорошо еще не запинаясь:
— Что вы не выносите из еды? Кроме овсянки — это я уже поняла. И мяса со сладким соусом.
— Пожалуй, что и все.
— Что вы любите?
— Из еды? — насмешливо поинтересовался он.
Я с укоризной на него посмотрела.
— Печености всякие, — смущенно признался он. — Пирожки, блины, булочки… Как мама и бабушка готовили. Обедневшие дворяне, знаете ли… Денег на прислугу особо нет. Ничего нет, кроме гордости. Может быть, меня эта ваша фраза и зацепила в парке. Какое-то время я себя ощущал так же.
И у него как-то получилось легко, беспечно улыбнуться. Хмурые, словно специально сложенные для того, чтобы показывать недовольство, черты лица разгладились, и он стал потрясающе красив. Надо же…
— Хорошее время было. Знаете, это были, пожалуй, единственные люди, которые меня любили. Просто так, просто потому, что я был на свете… даже, наверное, вопреки всему, что я принес в их жизнь. — И мне показалось, что милорд забыл о моем присутствии.
Он задумался, глядя на огонь. Потом сказал:
— Хотя нет — есть еще старые солдаты. С которыми я прошел все кампании.
— Как господин Джон Адерли? — не могла не спросить я.
— Да. Мы служили с ним вместе. Я могу попросить вас быть с ним помягче?
Кивнула:
— Разумеется, милорд.
