— Спасибо вам, — проговорила я. — Я приму ваше решение. И простите нас за беспокойство.
— Вы знаете… — тихо-тихо проговорил милорд Верд. — Если бы это были мои сыновья… Я был бы счастлив. Поэтому я рад помочь вам.
На следующее утро Пауль и Рэм прибыли.
И если Рэм спокойно отнесся к моим приветствиям: «Добрый день, мастер Рэм Рэ, мастер Пауль Рэ. Рада приветствовать вас дома!», — то Пашу перекосило знатно.
К сожалению, остаться втроем и поговорить нам не удалось. Рядом крутился сияющий, как свеженачищенные сапоги милорда, Джон — похоже, он и вправду решил, что Рэм и Пауль — сыновья его милости. Время от времени мелькали Оливия и Натан, а взгляд Каталины буквально жег мою спину.
— Вы уже прибыли, — спустился к нам со второго этажа милорд Верд. — Очень хорошо. Госпожа Лиззард, распорядитесь насчет завтрака — после него молодые люди отправятся в город за покупками.
— Слушаюсь, милорд. — Я присела в книксене и отправилась на кухню отдавать распоряжение.
— Вас будет сопровождать господин Адерли, мой камердинер. Он человек многоопытный и поможет вам определиться с гардеробом. Захватите с собой госпожу Лиззард, ей тоже надо в город. — Это я слышала уже спиной.
Как и почтительное:
— Да, милорд! — исполненное хором Рэмом и Паулем.
В экипаже мы оказались вчетвером.
— Как вам академия? — спросил Джон.
— Трудно, — улыбнулся Рэм. — Никогда не думал, что будет настолько трудно.
— С учебой?
— Скорее, с общением с другими кадетами.
— И с дисциплиной, — пробурчал Пауль. — Это же просто казарма. Ни влево, ни вправо — только ровными рядами. Одни приказы — никаких вопросов, объяснений. Я туалет ночью мыл только за то, что три запятые в сочинении пропустил. Три запятые — три унитаза.
Я не выдержала — захохотала.
Джон смотрел на меня удивленно, Рэм и Пауль обиженно.
— Я просто представила, что после сочинения в академии унитазов для помывки не хватает…
Теперь хохотал и Джон. Сын совсем насупился, а Рэм отметил задумчиво-задумчиво:
— Да нет. С их количеством преподаватели как-то угадывают…
— А еще есть танцы, — продолжил жаловаться Пауль. — И преподаватель. Танцор такой…
И сын артистично изобразил лицом нечто жеманное, а положением рук — что-то нарочито изящное.
— Да… Наш «Ножку тянем» — это нечто.
— И сразу скакалкой по ногам, — продолжил Рэм. — Если что не так.
— Это действенный подход, — одобрил старый солдат. — Быстрее дойдет.
— А фехтование — классное! — вырвалось у моего сына.
Мы с Рэмом посмотрели на него с укоризной — опять молодежный сленг пробивается, даже сквозь другой язык.
— Мы сейчас учимся фехтовать двумя руками. В одной — шпага, в другой — длинный кинжал — дага. А еще преподаватель нам показывал, что можно творить, если на левой руке намотан плащ. Это нечто! Врачебное дело — это еще ничего, математика — она везде математика. А вот риторика — бе-е-е! Гадость.
— А мне нравится, — заметил Рэм. — Людей надо убеждать не только шпагой и дагой, но и словом.
— Просто словом без шпаги и даги плохо получается, — не согласился с ним Пауль.
— А мне нравятся занятия по магии, — проговорил Рэм.
— И мне, — не стал на этот раз спорить Пауль. — Я, оказывается, маг. С сильным потенциалом. Только развивать свой дар стал поздно.
— Ты не останешься без помощи, — ответил ему Рэм.
Мы прибыли обратно в столицу. Роттервик приветствовал нас шумом и суетой. И пусть это не шло ни в какое сравнение с Петербургом, я на секунду опешила. Отвыкла за эти дни от большого количества людей.
Сначала в магазин женской одежды отправили меня. Джон проводил, представил продавщицам и распорядился, чтобы я,
