Одеревеневшие мышцы болели сильнее раны.
Подъем казался дурной идеей, но со двора доносились звуки суеты, а остальные три женщины, с которыми она делила комнату, уже успели выйти.
Она тяжело вздохнула и, проклиная ноющие мышцы, сползла с кровати. В углу нашла миску и кувшин с водой. Умыла лицо, заплела косицу и собрала разбросанные части одежды. С предыдущего вечера она помнила только, что была так измучена, что стягивала их, мечтая о постели. Втиснулась тогда между Леей и Дагеной и уснула, прежде чем обе прекратили ругаться.
Поколебавшись, она отбросила пропотевшие вещи в угол и вытащила из вьюков чистые. Зеленая рубаха, синий кафтанчик, темно-синие штаны, свежие онучи. Когда она наконец натянула высокие сапоги и перепоясалась саблей, почувствовала себя куда лучше.
Кошмары предыдущих дней побледнели.
Она услыхала стук когтей по полу, и из темного угла появился пес. Зверь был палевым, похожим на степного волка, но больше и массивней. В холке он доходил ей до середины бедра, а мощные челюсти, казалось, предназначались для дробления костей.
– Привет, Бердеф… – Она присела и почесала его за ухом. – Я уже боялась, что ты не сумеешь нас догнать. Хорошо, что ты вернулся, но не крутись здесь, особенно около конюшен. Кони этого не любят.
Пес заворчал и отошел в угол. Потоптался там по кругу и свернулся на полу.
– Ну ладно, если хочешь, то можешь остаться и здесь. Я иду в конюшни.
И вышла.
На подворье было людно. В «Вендоре», кроме ее отряда, стояли еще и купцы, идущие с караваном в Тенкор, несколько странствующих торговцев-нищебродов, пара фокусников, группка пастухов и порядком иного люда – невесть каких занятий. В эту пору те, кто уже успел протрезветь или же, к досаде Бетта, не упился в прошлый вечер, суетились по всему двору. Караван – десяток тяжелых, крытых полотном фургонов, в каждый из которых впряжена была четверка лошадей, – собирался в путь. Предводитель его, красный с лица и со злостью в глазах, матерился, будто сотня сапожников, ясно давая понять, что именно он сотворит со своими возницами, ежели те тотчас не пустятся в дорогу.
– Сейчас же! – надрывался он, размахивая руками. – Слышите, недостойные и плевка козьи ублюдки?! Сейчас же!!
Фургоны неторопливо покидали подворье с эскортом двадцати вооруженных до зубов всадников.
Нескольких она узнала. Чаардан Веторма.
Она свистнула в два пальца и помахала последней двойке. Те поприветствовали ее в ответ, не пытаясь перекрикивать царящий здесь бедлам.
Сам Веторм, в седле, чуть склонившись, как раз разговаривал с Ласкольником. Командира она узнала, главным образом, по седой шевелюре. Одетый по-праздничному, гладко выбритый, выглядел он так, словно несколько последних дней провел, вылеживая под пуховой периной.
Наконец Веторм кивнул, улыбнулся, пожал Ласкольнику руку и погнал вслед каравану.
Кха-дар неспешно подошел к ней:
– Доброго дня, Кайлеан. Как спалось?
– Доброго дня, кха-дар. Не знаю, не помню. Не слышала даже храпа Леи. Что там у старого злодея?
– У Веторма? Сама видишь, трудится нынче, предоставляя эскорт для караванов немветских купцов. Платят порядком, дают еду и процент от прибыли. К тому же – скучная работа, словно кишки в масле.
– Хотелось бы и мне порой так поскучать. Без обид, кха-дар.
Тот чуть улыбнулся.
– Я тебя прекрасно понимаю, девушка. Но… служить людям, которые и дня не провели под голым небом, но говорят тебе, куда ехать, как быстро, с кем биться – и даже когда слезать с коня? Ну, скажи-ка сама.
Он демонстративно передернулся.
– Я проведал твоего коня. Выглядит лучше, но ногу я осмотреть не сумел, скотинка даже на меня зубами щелкает. Тебе бы с ним поговорить, объяснить, кто здесь командует.
– Я пытаюсь, кха-дар, пытаюсь каждый день, но он все еще считает, что пуп вселенной – это кони.
Он улыбнулся и отправился по своим делам. Кайлеан же пошла к хозяйственным пристройкам.
В конюшне было пусто. Торин приветствовал ее благодушным пофыркиванием. Она погрозила ему пальцем:
– Ты снова ведешь себя словно дикарь. Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не пытался кусать людей из нашего чаардана?
